Отто Вайдингер - Товарищи до конца. Воспоминания командиров панцер-гренадерского полка «Дер Фюрер». 1938–1945

В заключение речи генерал-полковника поленница дров ярко вспыхнула. После этого, погрузившись в раздумья и находясь под глубоким впечатлением от незабываемой церемонии празднования памятного зимнего солнцестояния, офицеры возвратились назад в лагерь.

В сочельник и в канун Нового года в местах размещения офицеров проходят скромные, но проводимые с хорошим настроением празднования. В тиши зимней ночи звучали старые, всем давно хорошо знакомые рождественские песни. Немецкий руководитель лагеря выступил с приветственной речью в честь Рождества и Нового года.

Единственные подарки, которые поступили в лагерь к Рождеству, были от баварского правления «Каритас» – благотворительной организации католической церкви. Немецкий руководитель лагеря в письме на имя викарного епископа доктора Нойхойслера поблагодарил его за подарки, которые были направлены заключенным по его распоряжению.

После Нового года к американским танкам, окружившим лагерь, добавились минометы!

Однако торжественные праздничные часы были не в состоянии надолго отвлечь нас от повседневных забот, и каждый тяжело переживал случившееся лично с ним, кляня свою горькую судьбу. Особенно тяжко приходилось тяжелораненым и больным, несмотря на все старания нашего лагерного врача. Так, например, им отказывали в проведении повторных ампутаций и послеоперационного массажа. Они больше всех страдали от нехватки кроватей и зимнего холода. Угнетающая неизвестность относительно судьбы членов семьи тяжким грузом давила на плечи многих офицеров, так как даже семь месяцев спустя после окончания боевых действий все еще была запрещена любая переписка. Для узников генеральского лагеря такой запрет уже давным-давно был отменен.

По сравнению с лагерем в Регенсбурге у лагеря в Лансхуте было большое преимущество: по воскресеньям с 13:00 до 17:00 здесь совершенно официально разрешалось встречаться с родственниками и знакомыми у лагерного забора. Это просто чудо, сколько жен узнало о нашем местонахождении, несмотря на запрещение всякой переписки, и сколько людей собиралось каждое воскресенье у лагерного забора. И хотя посетителям нельзя было даже подать руку, чтобы поздороваться, поскольку между ними и узниками находились два ряда колючей проволоки, но пленные и приехавшие родственники могли видеть друг друга и разговаривать. И вот каждое воскресенье многие военнопленные выстраивались вдоль забора из колючей проволоки напротив своих родных, громко крича, пытались рассказать им о своей жизни в плену и о своих переживаниях. Для многих офицеров это была первая встреча со своими родными за последние годы. После таких встреч с родственниками в лагере несколько дней царило приподнятое настроение. Иногда родственникам разрешали передавать принесенные с собой пакеты с едой и с самыми необходимыми вещами. Пакеты передавались у лагерных ворот, где американские охранники тщательно все осматривали. Тем не менее иногда в лагерь удавалось тайно передавать письма.

2 января 1946 года немецкий руководитель лагеря для бывших офицеров войск СС еще раз письменно обратился к американскому коменданту лагеря с просьбой передавать пленным присланные письма и разрешить переписку всем военнопленным без исключения. В своем обращении он, в частности, писал, что, по его сведениям, с 1 сентября 1945 года во всех лагерях для военнопленных было разрешено получать письма, а с 15 декабря 1945 года было дано разрешение и на переписку. Кроме того, он сослался на сообщение баварского радио от 1 января 1946 года, согласно которому с этого дня всем интернированным гражданским лицам на территории Баварии разрешалась переписка.

По настоянию немецкого руководителя лагеря каждый узник получил разрешение коротко написать своим близким о себе и сообщить им адрес своего местонахождения на двусторонней почтовой открытке, напечатанной в виде бланка.

Наконец, 26 января 1946 года после цензуры начали частями раздавать накопившуюся в большом количестве почту. Все облегченно вздохнули. Все, кто получил письма, теперь больше не страдали, ничего не зная о судьбе своих семей.

Хотя многие с грустью узнали о смерти своих родственников. Другие, наоборот, радовались, что тот человек, которого считали погибшим, оказывается, еще жив. Некоторые с горечью узнали, что их семейная жизнь потерпела крах. Но кое-кто вообще не получал никаких писем. Он был вынужден и дальше оставаться наедине со своими заботами и печалями, страдая от неизвестности.