Григорий Трестман - Большая история маленькой страны

В апреле 1948 г. был организован Народный совет (Моэцет-ха-ам) из 32 членов, представлявших все общественные группировки в ишуве, от ревизионистов до коммунистов, и как исполнительный орган Народным советом была выделена Народная управа (Мингелет-ха-ам). Англичане объявили об истечении срока мандата в полночь с 14 на 15 мая. За 8 часов до этого срока в Тель-Авиве, в здании Художественного музея на бульваре Ротшильда, была провозглашена независимость Государства Израиль. Народная управа преобразовалась во Временное правительство Израиля.

Теперь наступило действительное испытание жизнеспособности еврейского государства.

Декларация независимости говорила о мире, о полном гражданском и политическом равноправии всех жителей Израиля… Но прежде всего надо было отстоять себя перед угрозой немедленного уничтожения.

Очередной перераздел Британией Эрец-Исраэль

Вот как вспоминает Менахем Бегин эти дни:

– 10 или 11 мая 1948 года командующий Хаганы информировал меня, что подавляющее большинство официальных учреждений ишува преуспели, наконец, в преодолении сомнений и согласились провозгласить временное еврейское правительство непосредственно после падения мандатного режима. Я сообщил моему осведомителю, что мы признаем временное правительство и окажем ему полную поддержку, каким бы ни был его состав. Но я счел нужным добавить следующее: «Если в пятницу 14 мая будет провозглашено еврейское правительство, то на следующее утро, в субботу 15 мая, вражеские стервятники будут бомбить Тель-Авив».

Мы разрабатывали детали военных операций на фронтах, которые вот-вот должны были открыться на севере, на юге, на востоке, на суше, в воздухе и на море. Несмотря на это, нельзя было не дивиться тому, что разворачивалось перед нами. Рухнул режим, опиравшийся на сотни тысяч стальных штыков. На его руинах должен был возникнуть новый режим и возродиться древняя нация.

Нет никаких сомнений в том, что возрождение еврейской национальной независимости в нашем поколении не имеет прецедента в истории человечества. Целая нация была изгнана из своей страны после потери свободы и независимости. Все восстания древнего народа были потоплены в крови. Наш народ бродил по планете почти две тысячи лет. Пути странствий нашего народа были кровавы и тернисты. И сейчас, в семьдесят первом поколении изгнания, вечные странники возвратились на Родину. Странствиям пришел конец. Круг замкнулся, и народ возвратился к своей Отчизне.

Отныне понятия «государство» и «евреи» стали неотделимыми друг от друга – не в двухтысячелетних молитвах, а в реальности.

Со времени разрушения Второго храма и до 1948 г. институт собственного государства не имел отношения к судьбе евреев. Блуждая от одного чужого дома к другому, «или заключенные в стенах гетто, или защищенные могущественными авторитарными государствами, которые заботились о том, чтобы сохранить нерушимой власть над всеми своими подданными, евреи всегда пребывали в страхе перед государством и в надежде на государство». Это обобщение французского историка и социолога Пьера Бирнбаума, работу которого – естественно, в сокращенном виде – я хотел бы представить читателю, ибо тема утраченного и заново (через две тысячи лет) обретенного государства, безусловно, требует специального осмысления.

Только государство могло обеспечить евреям защиту от вооруженных банд или народного гнева, от религиозной ненависти или профессиональной зависти, пусть даже оно и брало за это чрезмерно высокую плату. С другой стороны, только государство способно было систематически изгонять их с насиженных мест, и именно таким образом, начиная с XIII века, усилиями английских, французских, испанских, португальских и германских монархов (а затем их республиканских «престолонаследников»), территория Европы постепенно очищалась от иудеев, чтобы стать, в конце концов, почти judenrein («чистой от евреев»). Проводившаяся Третьим рейхом политика неограниченного террора снова чуть ли не вплотную подвела континент к достижению той же цели, но прибегая уже не к изгнанию евреев, а к их физическому уничтожению.

Сионистскую идею собственного еврейского государства, которое только и способно обеспечить выживание евреев, сразу же стали интерпретировать в противоположных смыслах. Идет ли речь о «Еврейском государстве» (Теодор Герцль), идентичном таким, как структурированное французское или прусское и попросту перемещенном на Ближний Восток, или о государстве, как его понимал Макс Вебер, – наделенном функциональной бюрократической структурой, надежность которой гарантируется лояльностью всех граждан?