Павел Милюков - Три попытки (К истории русского лже-конституционализма)

"Поднимаясь по лестнице в помещение, занимаемое графом Витте на Дворцовой Набережной, рядом с Зимним Дворцом, мы увидали неизвестную нам личность в вицмундирном фраке. Встретивши нас в кабинет, граф Витте извинился, что должен покинуть нас на некоторое время, чтобы принять пришедшего к нему с докладом Рачковского. Возвратясь в скором времени, гр. Витте имел встревоженный вид и сказал нам, что от кандидатуры П. Н. Дурново, может быть, придется отказаться. Рачковский сообщил, что в распоряжении многих редакций имеется различный материал из прошлой деятельности П. Н. Дурново, разоблачающий его личность, и что, в случае его назначения, материал этот будет немедленно опубликован, не {22} исключая и известной резолюции Императора Александра III: "убрать этого м.....а в 24 часа".

А. И. Гучков высказал удивление, что то, чего не могли достигнуть доводы общественных деятелей, оказывается возможным из опасения скандала. Гр. Витте после этого замечания опять стал говорить о необходимости назначения П. И. Дурново, "а относительно угроз редакции, могут быть, сказал он, - приняты меры". Я заявил гр. Витте, что мы, независимо от того, будет или нет П. И. Дурново министром внутренних дел, во всяком случае не считаем в настоящее время возможным вступить в состав образуемого им кабинета и изложил соображения, побуждающие нас к такому решению. Граф С. Ю., выразив нам свое сожаление, просил нас изложить письменно мотивы нашего отказа, чтобы он мог их огласить".

После перерыва переговоров с Шиповым и Гучковым, Витте обращался и к другим общественным деятелям, но уже не с предложением портфелей, а для личного совета. Так, он обратился к И. В. Гессену и ко мне.

Я нашел Витте на Дворцовой набережной, в кабинете внизу. Я видел его в первый раз. В нескладно скроенной долговязой фигуре, в его жестах и всем обращении {23} было что-то, располагавшее говорить с ним не как с простым бюрократом. Я приходил не в качестве делегата, кем-либо уполномоченного, а в качестве, частного лица, совета которого просил высший представитель власти, в момент, когда решалось направление, которое должна принять русская история. И на поставленный мне сразу вопрос Витте: что делать, я решил ответить по совести и по личному убеждению, не связывая себя общепринятыми политическими формулами моих единомышленников. Я хотел свести спор с академических высот в сферу реальной действительности.

Если бы я выражал мнение партии, ответил я Витте, то я повторил бы то же, что сказал вам Кокошкин. Но я понимаю, что для вас это мнение не может иметь той силы, как для нас, и что положение слишком сложно, чтобы применять теоретически правильные советы во всей чистоте. Несомненно, что если бы мы пошли к конституции через такие пять стадий, как выборы в учредительное собрание, совещания учредительного собрания, утверждение и опубликование выработанной им конституции, выборы в законодательное собрание и, наконец, само это законодательное собрание, то по пути могло бы случиться столько боковых толчков и справа, и слева, что я {24} не знаю, дошли ли бы мы до конца. А потому, на вашем месте, я выбрал бы кратчайшую дорогу - если бы, конечно, ваша цель, конституция, была бы окончательно установлена. Я не начинал бы с составления кабинета общественных деятелей. Общественные деятели, популярные в стране, к вам теперь не пойдут, потому что вам - и правительству вообще - никто не верит. Приобретите сперва право на доверие, доказавши серьезность своих намерений. Для этого составьте в спешном порядке деловой кабинет из приличных людей, возьмите для этого товарищей министров...

В этом месте разговора Витте вдруг вскочил, протянул мне свою длинную руку, и, потрясая мою, которую я подал ему с некоторым недоумением, воскликнул: вот, наконец, я слышу первое здравое слово. Я так и решил сделать.

Я продолжал: я не знаю тех полномочий, которыми вы располагаете. Если верить слухам, боюсь, что они недостаточны (я говорил об этом со слов моего французского приятеля, Поля Бойе, посетившего перед этим Витте и в этом убедившегося). Но если они достаточны, произнесите слово: конституция. Опять-таки для ускорения и для упрощения дела, позовите сегодня кого-нибудь и велите перевести на русский язык {25} бельгийскую или, еще лучше, болгарскую конституцию, завтра поднесите ее царю для подписи и послезавтра опубликуйте. Это будет конституция октроированная, и вас будут бранить за такой образ действий, но потом успокоятся, и все войдет в норму. Нельзя говорить, что мы, русские, недоросли до этого, раз я вам ссылаюсь на такую страну, как Болгария, оттуда я недавно приехал.