Надежда Ионина - 100 великих узников

Документы свидетельствуют, что сотни людей пытались спасти Я. Корчака, ему не раз предлагали убежище на «арийской» стороне, и он мог выйти из гетто в любой момент.

И Старый доктор, всю жизнь проповедовавший преданность ребенку, остался верен себе и на этот раз. В гетто он делал все невозможное, потому что ничего из возможного уже не оставалось. Днем он всеми правдами и неправдами добывал еду для детей, возвращался поздно вечером, пробираясь по улицам между мертвыми и умирающими, – иногда с мешком гнилой картошки за спиной, иногда и с пустыми руками. А по ночам приводил в порядок свои 30-летние наблюдения за физическим и душевным развитием детей.

Летом 1942 года началась ликвидация гетто. Гитлеровцы отвели специальное место около Гданьского вокзала, так называемый Умшлагплац, куда пригоняли людей, подлежащих уничтожению. 5 августа дети и взрослые из Дома сирот выстроились на улице, а потом отправились на Умшлагплац.

Колонну обреченных детей возглавлял Януш Корчак, больной старик, который шел, еле передвигая опухшие ноги и стараясь улыбаться детям. Он держал за руки мальчика и девочку, но на своих плечах и в сердце своем нес самую тяжелую ношу на земле. Наверное, со времен иродова избиения младенцев в Вифлееме не было зрелища более ужасного, чем эти дети, отправлявшиеся, как им сказали воспитатели, «на экскурсию в деревню». Старый доктор все еще надеялся, что умрет он один, и не мог поверить, что кто-то способен убить детей.

Но Варшава, потрясенная невиданным даже по тем временам шествием, уже знала и горько рыдала при виде обреченных. Колонну сопровождали автоматчики с овчарками, но это была «не обычная, сбившаяся в кучку людская масса, которую, как скот, ведут на бойню. Это был марш, прежде не виданный». Чисто умытые и тщательно причесанные дети шли строем по четыре человека в ряд и даже старались петь, а над ними развевалось зеленое знамя короля Матиуша. Так на Умшлагплац еще никто не приходил…

– Что это? – крикнул комендант.

– Корчак с детьми, – ответили ему.

Комендант спросил Доктора, не он ли написал «Банкротство маленького Джека».

– Да, – ответил Я. Корчак. – А разве это в какой-то мере связано с отправкой эшелона?

– Нет, просто я читал вашу книжку в детстве. Хорошая книжка, вы можете остаться…

– А дети?

– Невозможно, дети поедут.

– Вы ошибаетесь, – крикнул Старый доктор. – Дети прежде всего, – и захлопнул за собой дверь товарного вагона. А потом вместе со своими воспитанниками вошел в газовую камеру Треблинки…

Чешский патриот Юлиус Фучик всегда жил на переднем крае истории, и каждый его очерк, критическая статья или письмо были своего рода корреспонденциями с фронта борьбы за коммунизм. Сам себя он сравнивал с солдатом, и действительно прожил жизнь под постоянным огнем в непрерывных схватках и с отечественной реакцией, и с чужеземными оккупантами. Еще в 1934 году он написал, что «герой – это человек, который в решительный момент делает то, что нужно делать в интересах всего человечества».

Ненастным утром 15 марта 1939 года колонны гитлеровских войск вторглись в Чехословакию, а около полудня первые серо-зеленые грузовики германских моторизованных частей появились на улицах Праги. Лица солдат под касками были надменны и неподвижны, руки властно сжимали оружие, лишь глаза беспокойно бегали, искоса поглядывая на бурлящую толпу. Во второй половине дня над Градчанами уже развевался флаг со свастикой… В официальной печати появились пораженческие статьи, и Ю. Фучик в это время пишет свою последнюю статью в легальной газете «Чин»: «Наш народ продан, но не сломлен. Он произносит горячие слова обвинения, но не отчаяния… Отдельные люди могут нравственно разложиться – народ будет терпеть, но он никогда не подчинится. Руководители смертны, они приходят и уходят. Народ бессмертен».

Полицейское фото Юлиуса Фучика

Война застала Ю. Фучика в полном расцвете сил: ему было 36 лет, он был здоров, жизнерадостен и всюду приносил с собой веселье, смех и радость. Он любил жизнь во всех ее проявлениях – и весну, и борьбу, и песни, и хоккей. О вторжении немцев Ю. Фучик узнал в ночь с 14 на 15 марта и сразу же понял, что бороться с врагом придется в неимоверно трудных условиях – более трудных, чем это было до сих пор. В те роковые мартовские дни при каждом стуке в дверь сердце его начинало учащенно колотиться, в висках стучала кровь, а в мысли проникало страшное слово «гестапо».