Надежда Ионина - 100 великих узников

Против него был начат судебный процесс, но судьи не нашли достаточных улик, и О. Уайльд был оправдан. Однако в ожидании второго процесса над ним вершился и суд общественный: магазины отказывались продавать его книги, театры перестали ставить пьесы, сыновья писателя – Сирил и Вивиан – вынуждены были оставить школу; лавки, в которых он не оплатил счета, подавали на О. Уайльда в суд, да и расходы на судебный процесс достигли суммы в 700 фунтов. Оплатить это он не мог, суд признал писателя банкротом и распорядился о распродаже его имущества с аукциона. Были проданы «Дом красоты», богатая библиотека, любимые картины, личные вещи, даже игрушки детей…

На втором судебном процессе О. Уайльд был осужден на два года каторжных работ. Сначала поэта повезли в тюрьму Уондсворт, где ему коротко остригли волосы, отобрали одежду и личные вещи и облачили в тюремный костюм с черными полосами. Его поместили в камеру, где на плоских деревянных нарах лежали два одеяла, а в углу, под зарешеченным окном, размещались умывальник, параша и бачок. На карточке, прикрепленной к внешней стороне двери, были написаны имя писателя и приговор, так что каждый мог узнать, за что он помещен в тюрьму.

В первые месяцы заключения О. Уайльду казалось, что прежняя его жизнь была миром фантастических сновидений. Он упал с большой высоты, и судьба с невероятной злобой посмеялась, швырнув «короля жизни» в грязную тюремную камеру. Здесь его обступили ужасы, о которых он раньше ничего не знал и не хотел знать. День начинался с мытья пола и чистки утвари, потом О. Уайльд шил холщовые мешки для почты и раздирал пеньковые веревки на паклю, изранив свои пальцы так, что малейшее прикосновение к ним вызывало сильную боль; безостановочно крутил ручку блока, поднимавшего воду из колодца, или, накинув лямку, вращал мельничный жернов. Он помышлял о самоубийстве, но даже не мог сделать петлю из тех веревок, которые разрывал, так как они были слишком коротки. Он похудел, ослаб и стал плохо выполнять работу, а за разговоры во время прогулки его посадили на три дня в карцер, где стояли только нары и табурет, а кормили лишь черным хлебом и тухлой водой. Здесь писателя стали мучить галлюцинации, и ему казалось, что он сходит с ума. В одном углу карцера паук сплел паутину, и, вглядываясь в нее, писатель увидел собственное лицо. Трещины на стенах складывались в непотребные картины, и О. Уайльда стали осаждать непристойные видения… Его мозг привык к ежедневной работе, но писателю выдавали только одну книгу в неделю. Никакого общения с внешним миром, свидания и переписка запрещены, и вообще ему, писателю, запрещено писать. «Я выбиваю дурь из Оскара Уайльда», – назвал такой режим начальник тюрьмы.

В середине ноября 1895 года писателя в составе партии заключенных, скованных одной цепью, переводили в Рэдингскую тюрьму. На каждой станции им вслед летели ругательства, толпа смеялась над их отвратительной одеждой; однажды О. Уальда узнали, и посыпались новые издевательства и оскорбления, а кто-то даже плюнул ему в лицо.

Первые месяцы в новой тюрьме были для писателя очень тяжелыми. В Рэдинге правил жестокий майор Айзексон, приобретший за долгие годы тюремной службы «обширные познания во всем, что требуется, дабы расширять, углублять, продлевать страдания человека и причинять смерть». Один из друзей, навестив О. Уайльда в тюрьме, нашел «его в какой-то конуре, с перепутанными волосами, страшно изменившимися чертами и окровавленными руками».

Тюремная власть охватывала все стороны жизни заключенных, и, учитывая характер преступлений О. Уайльда, начальник поместил писателя под особое наблюдение, а потом поручил ему уборку помещения для казни. Это помещение представляло собой маленькую деревянную постройку в углу тюремного двора: писателю надо было скоблить деревянный пол, под которым находилась кирпичная шахта, куда летело тело жертвы. Ему пришлось пережить и казнь одного из заключенных, и ужас всех узников, запертых в своих камерах и прислушивавшихся к тому, что происходит на тюремном дворе.

Новый начальник тюрьмы майор Нельсон разрешил О. Уайльду писать, получать книги по списку, освободил от тяжелой работы, разрешил видеться с друзьями, посылать письма. Он даже любил беседовать с поэтом, и тот стал оживать, насколько это было возможно для человека, потерявшего все – славу, доброе имя, семью… Все исследователи творчества О. Уайльда отмечают, что надломленностью и страшным душевым упадком объясняются те строки его покаяния, в которых он бичует себя прежнего за излишество наслаждений, за распущенность и пестроту жизни. В первые дни в тюрьме его охватило бешеное возмущение и острая горечь. Он ломал руки и целые дни в бессильном отчаянии повторял: «Какой конец! Какой ужасный конец!» Принудительность существования была для него невыносимой мукой, и в одиночестве тюремной камеры она постоянно питала его сердце злобой и горечью. Каждый день, в течение двух лет, – мытье каменного пола и механический труд, потом тяжелое и душное уединение, которые можно было пережить лишь «с головой из железа и презрением на губах». Если до тюрьмы глаза его видели только ясную лазурь, гармонию линий, цвета и тона, то здесь они встретились с тьмой, ужасом и черным кошмаром жизни. Нужна была огромная внутренняя сила, чтобы принять такой удар и при этом не пасть. Пережив смертную боль одинокой души, настигнутой кошмаром, автор «De profundis» стал в глубине себя искать стержень, на котором он мог бы утвердиться и не свалиться в черную яму жизни. И он обратился к творцам «религии страдания» – светлому образу Христа и русскому писателю Ф.М. Достоевскому, потому что прежняя «религия красоты» в тюрьме не спасала, а только усугубляла бездну гибели.