Виктор Петелин - Жизнь графа Дмитрия Милютина

Никого из тех, кому хотелось бы подражать, кто был бы примером благородства и чести…

На минутку оставим нашего героя в его печальных раздумьях и процитируем часть воспоминаний «Петербургские очерки» князя Петра Долгорукого, который писал о том же имперском дворе и о людях, занимавших высшие должности в государстве: «Но в Петербурге живет и ползает часть дворянства, считающая себя «аристократией» по той причине, что окружает двор, что занимает высшие должности и что многие из членов ее обладают значительным состоянием. В этой гнилой части русского дворянства есть также несколько людей весьма честных и благородных, но они составляют незначительное меньшинство ее. Большая часть этой мнимой аристократии, которую справедливее было бы называть петербургской холопией, не что иное, как добровольные холопы, превосходительные, сиятельные, светлейшие, но все-таки холопы, которые усердно пресмыкаются и перед Гольштейн-Готторпской фамилией, и перед всяким временщиком, кто бы он ни был и какими бы позорными делами себя ни осрамил… Они не знают Россию, не понимают ее нужд и потребностей и, как всегда бывает в подобном случае, само собой разумеется, что и Россия их знать не хочет: когда последует переворот, они исчезнут и разбегутся, как тараканы. Эта «холопия» выносит всевозможные притеснения, выносит всевозможные оскорбления и от правительства и от временщиков с одним лишь условием: чтобы Европа о том не знала. Условия этого она жаждет, потому что любит разъезжать по Европе, и благодаря кошельку, туго набитому мерзостями дедов и прадедов, может быть во время пребывания своего за границей разыгрывать роль вельмож, забывая, что по возвращении в Россию может быть высечена в III Отделении. Она не имеет ни довольно ума, ни энергии, ни нравственного чувства, чтобы свергнуть с себя это позорное иго и чтобы силой вырвать у Гольштейн-Готторпской семьи те права, отсутствия коих не допустил бы для себя ни под каким видом последний поденщик в стране конституционной. Кто видел вблизи эту петербургскую холопию, тот не может не питать к ней чувства глубочайшего презрения…»

Это мог бы сказать и Дмитрий Алексеевич Милютин, воспоминания и дневники которого сейчас опубликованы… И все это видел, чувствовал, ощущал великий князь Николай Константинович. Другим, кем он стал, и не мог он быть. Поэтому Милютин предложил императору занести его в список сумасшедших. И действительно, в самое ближайшее время три придворных врача – Балинский, Карель и Здекауер – осмотрели Николая Константиновича и пришли к выводу, что он не производит впечатления здорового человека, шутит, совершенно равнодушен к случившемуся и вовсе осуждает себя за содеянное. Александр Второй, выслушав донесения врачей, высказал свое решение: Николай Константинович будет лишен чинов и орденов, возможно, будет суд и он окажется в заточении. Но в связи с отъездом императора вместе с великими князьями Константином Николаевичем и Алексеем Александровичем дело о суде как-то отошло на второй план, но шеф жандармов Шувалов об этом деле не забыл: совсем недавно на последнем заседании Государственного совета Шувалов высказался за отделение балтийских земель от России, великий князь Константин Николаевич резко возразил Шувалову, назвав его предложения вредным и преступным вздором. И эти стычки происходили постоянно, а Шувалов был самым близким другом императора и не выносил противоречий с любой стороны. Дело великого князя Николая Константиновича дало Шувалову счастливый случай отомстить Константину Николаевичу. А Константин Николаевич терпеть не мог Шувалова, человека высокого роста и благородной наружности, властного и умного, столь влиятельного и близкого к императору. Нападки на Шувалова император отмел спокойно, спор мелкий и никчемный, он давно решил держать прибалтийских дворян поблизости к двору, они хорошо сражались в Крымскую войну, достаточно вспомнить лишь умного и отважного генерал-адъютанта Тотлебена, который совсем недавно прочитал императору и его придворным прекрасную лекцию о Севастополе, о небывалой храбрости солдат и офицеров во время обороны города-крепости.

Перед отъездом императора военный министр Милютин, как обычно, докладывал о военных событиях. Говорил, а потом заметил, что государь не слушает его, углубившись в свои мысли, и тоже замолчал. Заговорил Александр Второй все о той же беде в императорской семье:

– Вещи, которые украл Ники, я вернул императрице и Константину Николаевичу, но они отказались взять эти драгоценности… Неслыханное дело в нашем семействе: были распутники, пьяницы, умалишенные, убийцы, но воров никогда не было…