Виктор Петелин - Жизнь графа Дмитрия Милютина

Военные встретили Муравьева с радостью, гражданские чиновники, преимущественно поляки, с недовольством, особенно католические священники, предводители дворянства, местное общество, евреи не открывали своих чувств, хотя Муравьев хорошо знал, что евреи играли в мятеже двусмысленную роль и выказывали будто бы радость, но Муравьев знал, что эта радость притворная, из тайных источников он знал, что они везде тайно помогали мятежу, а уж про деньги и говорить нечего, щедро отпускали на мятеж.

О первых встречах Муравьев подробно рассказал в своих «Записках»:

«Римско-католическое духовенство было принято мною в особой зале, и на лицах, и из разговоров их, в особенности же епископа Красинского, заметна была полная уверенность, что я не успею подавить мятеж. Я всем представлявшимся высказал предназначенную себе систему действий, т. е. строгое и справедливое преследование мятежа и крамолы, невзирая ни на какие лица, и потому выражал надежду найти в них самых усердных помощников, причем советовал тем, которые не разделяют этих убеждений, оставить службу; ибо в противном случае я сам немедленно их от оной уволю и предам законной ответственности. Все они более молчали, вероятно желая убедиться на опыте в твердости моих намерений и не буду ли я вынужден уступить и подчиниться другой системе.

Епископ Красинский так был убежден в неисполнимости моих предположений, что он мне с улыбкою отвечал:

– Какой здесь мятеж? Здесь просто погоня за несколькими несчастными повстанцами; за ними гоняется войско в лесах, как за зайцами.

Еще замечательней был разговор жандармского окружного генерала Гильдебрандта, который во всеуслашание обвинял генерала Длотовского в потачке старообрядцев, уничтоживших шайку графа Платора. Он старался доказать в присутствии поляков, всех чиновников и римско-католического духовенства, что там мятежа не было, а что это чистый грабеж и разбой старообрядцев и вообще русских мужиков.

Я заставил его молчать и, когда все уже разошлись, высказал генералу Гильдебрандту, что я подобных ему лиц, во вверенном мне крае, оставлять не могу, что жандармерия должна мне помогать, а не противодействовать и, еще менее, ободрять поляков и обвинять русских за то, что они исполняли обязанности верноподданных; что за сим я с ним служить не буду и прошу отправиться в Петербург к шефу жандармов, которому напишу о нем для доклада Государю, с просьбою о замене его другим. Гильдебрандт был удивлен моей решительностью, ибо он привык по своему произволу распоряжать действиями главного местного начальства. Через неделю Гильдебрандта уже не было в Вильне, и Долгоруков, хотя с видимым неудовольствием, вынужден был его уволить от занимаемой должности».

В первые недели своего пребывания в Вильне Муравьев напрямую использовал гвардейцев 2-й гвардейской дивизии, которые с полуслова поняли жесткую позицию руководителя края и нигде не упускали возможности достойным образом ответить полякам, продолжавшим хамски грубить, выражая свою ненависть против русских.

Муравьев составил инструкцию правил для управления на местах, подробно изложил обязанности военных и гражданских начальников. Разделил весь край на участки, все уезды также были разделены на соответствующие участки, повсюду были военные отделы, которые по цепочке все подчинялись главному лицу. Инструкция так и называлась – Инструкция военного полицейского управления; в ней Муравьев изложил свою систему, которую излагал и императору, и всем министрам, с которыми успел встретиться. Инструкцию разослал во все участки 24 мая 1863 года, и она, по словам Муравьева, послужила краеугольным камнем всех дальнейших распоряжений по укрощению мятежа и устройству края.

В Вильне не было даже полиции, полицмейстер каждый день докладывал Муравьеву, что еще сорок – пятьдесят человек горожан ушли в бандитские шайки. Так что Муравьеву пришлось налаживать и полицейское дело. Повсюду продолжалась агитация в пользу Польского мятежа. Муравьев арестовал самых ожесточенных ораторов, двух ксендзов судили и расстреляли как самых главных деятелей мятежа. В городе почувствовали страх, некоторые бежали из города, епископ Красинский поддерживал якобы нейтралитет, но Муравьеву стало известны его тайные мысли и замыслы, и он выслал его в Вятку. В плену оказались капитан Генерального штаба Сераковский, командовавший большим отрядом мятежников, и начальник другого разбитого отряда Колышко. Военный суд приговорил их к смертной казни, Муравьев утвердил приговор, и их публично повесили.