Герман Карпов: Борис Иванович Куракин

Куракин в записке "О войне и мире" [16] [16] Там же. Кн. I, с. 341 - 348. , составленной в 1720 г., полагает, что к "мирным кондициям" Швецию может склонить только полная оккупация страны, когда русские войска будут маршировать в Стокгольме. Однако, по его мнению, осуществить переброску значительных сухопутных сил крайне рискованно по причине полного превосходства на море соединенных флотов Швеции и Англии.

Другая рекомендация автора записки представляется не столь однозначной. Он предлагает придерживаться в войне тактики активной обороны, не растрачивая силы на малорезультативные наступательные операции, не дозволяя, в свою очередь, неприятелю "чинить десанты" в Лифляндии и Финляндии.

Можно предположить, что в той обстановке, какая сложилась к началу 1720 г., время работало на Россию. В следующем году не пятитысячный десант и осада города Евле, а комплекс упомянутых выше причин побудил Швецию заключить мир.

В этом немалая заслуга принадлежит российской дипломатии. Находясь по-прежнему вдалеке от родины, Куракин разделял радость своих соотечественников, праздновавших в Петербурге окончание войны и подписание Ништадтского мира 1721 года.

Куракину, безвыездно находившемся долгие годы за границей, приходилось выполнять массу разнообразных поручений Петра I от закупки кораблей, добывания секретных сведений о намерениях правительств, враждебных России, вербовки агентов, устройства на службу русских гардемаринов, приискании архитекторов или подмастерьев ("из лучших") для строившегося Петербурга и "людей потребных для учиненной Академии наук и художеств" до закупки для двора необходимых винных и съестных припасов, картин, скульптур, шпалер и т.д.

На все это казна отпускала необходимые субсидии. Но основные представительские расходы посол оплачивал из своих средств, а их часто не хватало. В прошении на высочайшее имя в марте 1723 г. он жалуется: "Ныне нахожу себя в крайнем разорении... пришел в великие долги, которые ныне не имею способа к оплате". Продав несколько своих деревень, Куракин не смог погасить большую часть задолженности. Особенно много ему пришлось тратить в 1716 г., когда он должен был содержать два дома и два выезда - в Лондоне и Гааге. Борис Иванович просит погасить долги и повысить жалование с 8 тыс. до 11 тыс. рублей, заметив при этом, что такое жалование получал тогдашний посол в Париже В. Л. Долгорукий [17] [17] Там же, с. 289 - 290. .

Куракин достойно представлял Россию не только в странах, где был аккредитован, но шире - в системе тогдашних европейских международных отношений. В русском биографическом словаре утверждается: "Нельзя сказать, что дипломатическая деятельность князя Куракина увенчалась крупными успехами, но положение его, как и других русских представителей тогда за границей, было столь трудно, что заслуживает признательности, если они успели избегнуть больших неудач" [18] [18] Русский биографический словарь. Т. IX. СПб. 1903, с. 576. .

Куракин, как и другие его русские коллеги, учился на ходу искусству дипломатии. Благодаря природному уму, восприимчивости, склонности к аналитическому мышлению он, используя выражение историка дипломатии Гарольда Никольсона, принадлежал к лучшему типу дипломатов - "рассудительных гуманных скептиков", в отличие от менее успешных их коллег - "адвокатов, миссионеров, фанатиков".

По мнению Молчанова, Борис Иванович исповедовал подход, рассчитанный на "терпеливую работу без иллюзий и надежд на какие-то сенсационные достижения", добиваясь "постепенного внедрения, укоренения в систему европейских отношений, поиска стабильных, прочных связей", что неизбежно способствовало повышению авторитета посла и страны, которую он представлял [19] [19] МОЛЧАНОВ Н. Н. Ук. соч., с. 377 - 378. .

Петр I ценил Куракина, как правило, принимал к сведению его рекомендации и нередко им следовал. Заслуги князя отмечены чинами генерал-майора (1712 г.), тайного советника (1713 г.), орденом Андрея Первозванного (1717 г.). После смерти Петра Великого Куракин был награжден орденом Александра Невского и произведен в действительные тайные советники; в 1727 г. предполагалось ввести его в Верховный тайный совет, но помешал этому очередной европейский конгресс, на котором ему как одному из самых опытных дипломатов было поручено представлять Россию.

В личной жизни Борис Иванович не был особенно счастлив. В браке с рано умершей Ксенией Лопухиной имел дочь Татьяну и сына Александра. В ноябре 1699 г. он женился на княжне Марии Федоровне Урусовой, которая родила ему сына Сергея, скончавшегося в младенчестве, и дочь Екатерину.