Георгий Кнабе - Корнелий Тацит - (Время. Жизнь. Книги )

Исторические закономерности, как известно, носят объективный характер и прокладывают себе путь независимо от субъективных пожеланий того или иного человека. Отсюда не следует, однако, что такая закономерность — автоматически действующая абстрактная сила. «В истории общества, — писал Ф. Энгельс, — действуют люди, одаренные сознанием, поступающие обдуманно или под влиянием страсти, стремящиеся к определенным целям, здесь ничто не делается без сознательного намерения, без желаемой цели». [12] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21, с. 306. История непосредственно реализуется в людях, в их труде и борьбе, их взглядах и поступках, в передаче этими конкретными живыми людьми от поколения к поколению накопленных материальных ценностей и духовного опыта. Линии связи и размежевания людей в обществе отражают его объективную социально-классовую структуру, но в повседневном общественном поведении идеология никогда не отделена от психологии, логика от эмоции, рациональное сознание от глубинных пластов личности, и чем более бурной, чем более переломной является эпоха, тем большей активности она требует от данных групп населения, тем крепче и очевидней эта взаимосвязь. Разум истории — не достояние внеличных сил, он не вне нас и не изливает на нас свой холодный свет из заоблачных высей, он — в «сознании, воле, страсти, фантазии десятков миллионов». [13] Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с 277. Соответственно и исторические закономерности воплощены в столкновениях этих конкретных живых людей, их страстей, убеждений и интересов, их привязанностей и антипатий, а их сознание и страсть, воля и фантазия, любовь и ненависть, направленные на достижение общественной цели и преломленные в конкретной, исторически и социально определенной человеческой судьбе, реализуются в характерных для данного времени общественно значимых типах личности. Каждый такой тип представляет собой конкретную форму, в которой осуществляется взаимодействие устойчивых объективных факторов исторического развития и повседневного общественного поведения: он обусловлен в конечном счете социально-классовой принадлежностью, он связан с идейно-политической позицией, но прямо и непосредственно и та и другая выражаются в общественных реакциях, в привязанностях и отвращениях, вкусах и привычках, т. е. в типе человека.

Если не пытаться его игнорировать и вглядеться в историю такую, какой она нам непосредственно дана, многие закономерности, представляющиеся столь гладкими и правильными, предстают в ином свете. Становится видно не только, что они есть , но и как они прокладывают себе путь сквозь победы и гибель, стремления и разочарования, конфликты и драмы людей и поколений. Нам предстоит вглядеться в одну из таких драм.

3. Сенат при Нероне и Флавиях. Римский сенат второй половины I в. н. э. предстает в источниках как «арена взаимных нападок и раздоров», [14] Тацит . История, IV, 10. где «каждый за себя, с нестройным и беспорядочным криком, привлекал к ответу своих недругов и добивался их наказания». [15] Плиний Младший. Письма, IX, 13, 4. Борьба носила крайне ожесточенный характер и обычно оканчивалась политической или физической смертью побежденного. Она была настолько упорной и длительной, что современники говорили о подлинном разделении сената, при котором «на одной стороне было состоявшее из честных людей большинство, на другой — располагающее властью меньшинство». [16] Тацит . История, IV, 43, 2.

Источники не подтверждают представления, будто люди «всевластного меньшинства» — это сторонники принципата, а люди «большинства» — его противники. И те и другие проходят обычно всю лестницу сенатских магистратур, командуют армиями, управляют провинциями, и те, и другие гибнут, обвиненные в участии в антиимператорских заговорах — как теоретик и лидер «меньшинства» Эприй Марцелл, как вождь и выразитель интересов «большинства» Гельвидий Приск, как друг сенаторов «большинства» и наиболее видный идеолог императорского самодержавия Анней Сенека. Разумеется, были вопросы, по которым расхождение обеих групп обнаруживалось довольно четко (порядок престолонаследования, например, или участие сената в определении финансовой политики), но в целом данные источников вообще и в частности по отдельным людям — их принято называть «просопографическими» — показывают, что противоположность меньшинства и большинства сената в эпоху Нерона и Флавиев трудно свести к одному лишь противопоставлению политических лозунгов или социальных программ. Непосредственно люди большинства и люди меньшинства выступают в источниках как два резко различных типа личности, воплощающих — что, прежде всего, бросается в глаза — два противоположных вида нравственного сознания, два различных эмоциональных подхода к действительности, две взаимоисключающие шкалы духовных ценностей.