Ю. Бахрушин - Воспоминания

1* «Русское слово», 2 декабря, 1912 г.

2* Газ. «Копейка», 1912, 21 сент.

3* Плещеев А. На смерть А. А. Бахрушин/Возрождение. Париж. 1929. 12 июня.

4* Волков. Памяти А. А. Бахрушина // Литературная газета. 1929. 25 июня.

5* Гуртовщики — погонщики гуртов скота.

6* прасол — торговец скотом.

7* Алферов А. Русские ведомости. 1916. 17 февр.

8* Черт возьми! (ит.)

9* Театральная жизнь. 1990. № 23.

10* Бурышкин П. А. Москва купеческая. М., 1990. С. 100.

11* Ктитор — церковный староста.

12* Адамович Г. Бунин. Воспоминания // Знамя. 1988. № 4. С. 190–191.

13* Бунин И. А. Окаянные дни. М„Советский писатель, 1990. С. 44.

14* Бурышкин П. А. Москва купеческая. М., 1990. С. 127.

15* Кто что собирает (из записной книжки А. П. Бахрушина). М„1916. С. 27–28.

Н. Сочинская

Это издание посвящено столетию (1994 г.) Государственного центрального театрального музея имени А. А. Бахрушина (бывший Литературно-театральный музей императорской Академии наук имени Алексея Бахрушина в Москве).

За свою вековую деятельность Театральный музей стал одним из крупнейших и известнейших музеев не только в России, но и в мире, памятником истории и культуры международного значения. Хранящаяся в нем национальная театральная коллекция насчитывает 1,5 миллиона подлинных уникальных экспонатов, системно рассказывающих об истории театра всех видов и жанров, от его зарождения до наших дней.

Сотни театральных выставок, созданных сотрудниками музея, с огромным успехом показываются не только в России, но в Нью-Йорке и Риме, Берлине и Стокгольме, Амстердаме и Сан-Франциско, Мадриде и Мюнхене, Венеции и Праге, Париже и Гаване, Лос-Анджелесе и Дели. Ни одна выставка по общей истории искусства России у нас или за рубежом не проходит без участия Бахрушинского музея. Многие кинофильмы, теле-и радиопередачи, публикации, труды, связанные с историей театра, базируются на материалах музея им. А. А. Бахрушина. Со всего мира для работы в фондах музея приезжают исследователи и театральные деятели.

Надеемся, что предлагаемая книга будет интересна читателям, каждого из которых мы с радостью приглашаем продолжить знакомство с А. А. Бахрушиным и его театральным наследием у нас в музее — в Москве, на улице Бахрушина, 31.

В. В. Губин, директор Центрального театрального музея им. А. А. Бахрушина

Заранее предвижу, что меня будут упрекать и в идеализации прошлого, и в чрезмерно доброжелательном отношении к отдельным людям. Подобные обвинения сейчас обычны. Не собираюсь оправдываться, тем более, что считаю их имеющими основание. Однако все же хочу объясниться по этому поводу с читателем.

Во-первых, дело в том, что когда человеку перевалит за половину его жизни, то годы юности всегда представляются ему какими-то необыкновенно хорошими. Не у всякого эта юность была одинаковой — у одного она была любящей, заботливой матерью, у другого — строгой, но справедливой воспитательницей, у третьего — жестокой, бессердечной мачехой. Но во всех случаях она была юностью — периодом первого знакомства с жизнью и первых мечтаний, когда все кажется интересным и необыкновенным, и предстоящий жизненный путь представляется столь бесконечным, что не вызывает ни малейших опасений, что его не хватит для достижения всего задуманного. Поэтому-то любой автор, даже тот, для которого юность была мачехой, неизменно найдет в ней моменты, которые будет невольно идеализировать.

Во-вторых, по своему происхождению я принадлежал к правящему классу. Я, право, в этом не виноват, так же как и в том, что моя юность оказалась для меня любящей, заботливой матерью. Дети, как известно, не вольны выбирать себе родителей, впрочем, если бы мне даже и представился подобный необыкновенный случай, я бы им не воспользовался.

В-третьих, я стремился говорить о событиях и людях так, как я воспринимал их в то время. Правда, мне не всегда это удавалось, но иначе поступать я не мог. А мы знаем, что в юном возрасте многое представляется нам не так, как в зрелом. Всякого мальчишку пленяет героика войны, а не ее ужасы, фееричность стихийного бедствия, а не его печальные последствия и т. д.

В-четвертых, я руководился тем соображением, что наш советский читатель достаточно хорошо умеет сопоставлять факты и делать из них соответствующие выводы. Он уже вышел из того возраста, когда ему надо было все толковать и обязательно выводить мораль. Теперь он уже легко и без этого увидит между строк написанного и пустоту жизни тогдашнего «избранного круга» людей, и все уродливые стороны действительности того времени, сколь бы припудрены они ни были патриархальными традициями *.