Постановка была хорошая, не уступавшая в тщательности и продуманности Московскому Художественному театру. Декорации, костюмы, бутафория не оставляли желать лучшего. Хорошо звучала прекрасная музыка Глазунова. Что же касается до актерской игры, — я тогда уже в этом деле разбирался, — то она была какая-то разношерстная — ансамбля не было.
Вел. князь, игравший Иосифа Аримафейского, не столько играл, сколько декламировал своим своеобразным, но красивым и певучим голосом. В его игре все было очень грамотно, но не было главного — актерского дарования. В этом отношении генерал Теплов, воплощавший образ Симона Киреянина, непосредственностью и яркой реалистичностью своей игры отодвигал Иосифа на второй план. Ярко и смело рисовал Понтия Пилата капитан Герхен. Созданный им образ доминировал надо всеми остальными. Рядом с ним даже профессиональные артисты казались лишь любителями. Кстати, большой успех, выпавший на его долю в «Царе Иудейском», заставил Герхена впоследствии попытать свои силы в настоящем театре, однако из этого ничего не получилось.
В одном из антрактов, когда отец ушел повидаться и поговорить с кем-то, а к нам подсел Вл. Ал. Рышков, я заметил, как какая-то актерская голова выглядывает слева от сцены в щелку между занавесом и порталом. Я обратил на это внимание матери и Рышкова, а голова все больше высовывалась в щель и явно кого-то искала в нашем районе зрительного зала.
— Вы знаете — это вел. князь, — неуверенно заметил Рышков, а голова вдруг начала кому-то кивать.
— Мне кажется, что он ищет вас, — добавил Вл. Ал.,- попробуйте слегка ему поклониться.
Мы с матерью, полупривстав с места, кивнули головами. Вел. князь оживился, быстро закивал в ответ и, отбросив всякое стеснение, совсем высунулся в щель и стал показывать рукой то на меня, то на свою грудь. Я понял сразу, что он хотел сказать, что случай надеть фрак для меня представился. Кивнув еще раз на прощанье, он быстро скрылся за занавесью. В этой мальчишеской и вместе с тем глубоко человечной выходке был весь Константин Константинович.
На всю жизнь запомнился и комический случай, происшедший со мной во время этой репетиции. Антракты были длинные, и во время одного из них я вышел в фойе, где придворные лакеи разносили присутствующим чай, пирожные, бутерброды и прохладительные напитки. Здесь я воочию убедился в том, насколько русская придворная знать была падка до дарового угощения. Подносы разбирались приглашенными молниеносно, причем форменным образом тарелки вырывались друг у друга из рук, а фрукты и конфеты запихивались в сумочки и карманы. Я до сего времени терпеть не могу «а ля фуршетов», для одновременного манипулирования чашкой и тарелкой необходима природная ловкость, которой я никогда не отличался. Однако хотелось пить, и я взял чашку чая со сливками и тарелочку с пирожными и бутербродами. Ставши в сторонку, я с интересом разглядывал своеобразную по форме чашку двора Константиновичей. В это время неподалеку от меня появился лакей с очередной порцией угощения. К нему сразу бросилось несколько лиц, и кто-то в азарте поддал локтем мою руку, державшую блюдце. Чашка подпрыгнула вверх и, расплескивая кругом чай со сливками, закрутилась в воздухе, как мельница. Совершенно непонятным для меня образом я успел ее поймать, когда она уже была на аршин от пола. Само собой разумеется, что после этого я послал к черту все великокняжеские угощения и пошел на свое место в зрительный зал, на ходу вытирая платком новый, испорченный сливками смокинг.
На другой день мы обедали вместе с?. Н. Арбатовым, который много рассказывал о постановке «Царя Иудейского». Константин Константинович чрезвычайно серьезно работал над ролью, как дай Бог работать любому профессиональному актеру. Только благодаря этому ему удалось грамотно провести ее, так как актер он был безусловно слабый. Очень много помогал вел. князь Арбатову в самой постановке, обращая внимание на каждую мелочь, настойчиво требуя полной логики действия. На этой почве происходили постоянные анекдоты. Так, например, в последнем действии Иоанна вместе с другими женщинами идет ко гробу Христа. Раннее утро, туман. Вся природа одета в печальный пепельный цвет. Медленно поднимаются женщины вверх по тропинке. Впереди Иоанна в сером костюме и темном головном покрывале. Шествие скрывается за кулисами. Проходит некоторое время. Встает солнце, туман исчезает, природа оживает в преддверии ясного радостного дня. Из-за кулисы выбегает возбужденная Иоанна и на фоне восхода ликующе восклицает: «Христос воскрес!» Она в серебристом белом одеянии и как бы сама светится. Вел. князь прерывает репетицию:
Читать дальше