Артем Драбкин - «Сапер ошибается один раз». Войска переднего края

Меня зачислили в 93-й отдельный саперный батальон дивизии, в котором я провоевал до лета1944 года, пока не получил тяжелое ранение и не стал инвалидом.

— Какие задачи выполнял батальон? Каким был его численный состав?

— Батальон имел всего человек сто личного состава, командовал им литовец, майор Стрельчюнас, а замполитом был «старый коммунист», русский из Литвы. Батальон делился на две роты. Большинство саперов были русские ребята, евреев и «русских литовцев» было немного. Коренных литовцев было всего несколько человек, а в моем взводе их не было вообще. Одним из литовцев в батальоне был старшина, брат одного из руководителей Коммунистической партии Литвы. Он безбожно воровал наш пайковый спирт и продукты из солдатского котла, а как напьется, начинал орать: «Жиды! Ненавижу!» Пристрелить его нам было не с руки, так как на передовой он с нами рядом не ползал, так мы пошли к замполиту, потребовали, чтоб он принял меры, но все было бесполезно, никто не хотел связываться.

Я был назначен командиром отделения, в котором было всего пять человек. Батальон собирался вместе, только когда нашу дивизию отводили с передовой на отдых в тыл, а так все подразделения были приданы стрелковым полкам, и наш взвод, например, все время был задействован на участке 249-го стрелкового полка подполковника Лысенко.

— С дивизионной или полковой разведкой приходилось работать?

— Постоянно. Мне запомнился один эпизод в районе Городка. Разведка пошла за «языком», мы сделали им проход между двух озер в минном поле трофейных шпрингмин. Три разведчика ушли вперед и не вернулись, и стрельбы особой не было слышно. Уже рассветало, а разведчики не возвращаются. Приказа на отход мы не получали. По неписаному закону саперы должны оставаться на «нейтралке» до самого возвращения разведгруппы и, если поиск прошел «без шума», закрыть минами проход в поле и только после этого отползать к своим траншеям. Мы зарылись в снег на берегу озера и пролежали весь день, до наступления темноты. А мороз в этот день был градусов 20, у нас с собой не было ни крошки хлеба, ни грамма спирта, на задание мы пошли только в ватниках, прикрытых белыми маскхалатами. Вечером я послал одного сапера назад, он вернулся, передал нам приказ возвращаться. Мы поставили мины по прежним местам и поползли назад. В передовой траншее нам дали выпить, принесли горячую кашу, и тут один из офицеров, литовец, говорит другому: «Только наши литовцы могут такое выдержать!» Я не стал его поправлять, что со мной были только три еврея, пусть думает, что мы литовцы. Про невернувшуюся разведгруппу потом сказали, что они просто к немцам сами ушли, преднамеренный переход к врагу. Но так ли это?

— Отделение саперов находится на нейтральной полосе, занимается минированием и разминированием переднего края. К чему надо было быть всегда готовым?

— Немецкие минеры были очень изобретательными специалистами. Все время нас ждали новые сюрпризы. Нарываешься на связку противотанковых мин, а рядом присоединена шпрингмина.

Очень часто немцы минировали трупы, а в населенных пунктах вообще пиши пропало, все вокруг заминировано, начиная с дверных ручек и заканчивая солдатскими ранцами и брошенным на землю оружием. Например, наши захватывают село, видят оставленный склад — стоят штабеля ящиков с консервами или со шнапсом. И сколько ты солдату ни объясняй, что опасно что-либо трогать и надо подождать саперов, он, в горячке боя, обязательно схватит такой ящик, а штабель на «растяжке». Следует взрыв, и он, и все, кто рядом с ним, мгновенно отправляются к праотцам.

Или такой случай: врываются в большой штабной блиндаж, а на столе лежит карта, помеченная всякими значками. Короче, за такую карту можно сразу дырку для ордена на гимнастерке делать. У нас один ротный потянул за такую карту, и сразу весь блиндаж на воздух взлетел. Случайно остался в живых один боец, израненный и контуженный, который рассказал, как все было.

Поэтому приходилось быть все время начеку, требовалась максимальная концентрация внимания. Но все равно у саперов потери были немалыми на самоподрывах по неосторожности. Любая мина, которая по нашему опыту или предчувствию была поставлена на неизвлекаемость, обезвреживалась подрывом, старались не экспериментировать и не возиться. Просто подрывали. Но подобное было невозможно, когда ты делаешь проход для разведки или работаешь на «нейтралке» перед готовящейся атакой. Если что-то рванет, то немцы сразу всполошатся, фактор внезапности исчезнет и по вине неосторожного или неопытного сапера погибнут многие наши бойцы. Это мы понимали. Поэтому старались работать очень осторожно и грамотно, опыт был. Но даже мне, начинавшему свой путь минера-подрывника под Смоленском и Москвой в 1941 году и имевшему, дай бог каждому, боевой опыт, не все казалось простым. Попадались такие минные ловушки, что потом как вспомнишь, так оторопь брала: как не подорвался?