Светлана Кайдаш - Сила слабых - Женщины в истории России (XI-XIX вв.)

До сих пор мы затрудняемся дать определение понятию «интеллигентность». В газетах, особенно молодежных, идут порою длительные диспуты, можно ли считать интеллигентом человека, который посещает выставки живописи, читает литературные новинки, но жесток и холоден с близкими. Вероятно, непомерно большое значение мы придаем образованию как сумме знаний, получаемых человеком. О Надежде Николаевне нельзя было сказать, что она была очень образованным человеком. Она плохо говорила по-французски, но обладала каким-то редким даром доброжелательства к людям и неутомимой погони за каждым загорающимся огнем духовной жизни. В то время Белинский в одной из своих статей дал определение «интеллектуального развития, основанного на неослабном преследовании быстро несущейся умственной жизни современного мира» [189] Белинский В. Г. Собр. соч., т. 5. М.. 1979, г. 153. .

Если применить эти слова к жизни Шереметевой, то мы вправе говорить о ее необычайно высокой способности и силе такого «преследования». Она переписывается с поэтом Жуковским, дружна с Языковым и Хомяковым, молодыми Аксаковыми, Киреевскими, наконец — с Гоголем. Едва она чувствовала в ком-либо умственные и особенно нравственные интересы, то немедленно устремлялась туда.

Иван Киреевский — ее молодой друг, 21 января 1833 года он пишет Надежде Николаевне письмо, где благодарит за подаренный крест и обещает: «покуда еще буду способен понимать и любить ту возвышенность, ту чистоту и святость самоотвержения», о которых ему напоминает ее подарок, он будет надеяться на ее дружбу [190] РОЛБ, ф. 340, 6950. к. 34, ед. хр. 9, л. 1. . Это признание знаменательно: ведь Киреевский — представитель молодого поколения, и его оценка тут очень важна. Вероятно, московская молодежь знает — не может не знать — о роли и значении Шереметевой как вдохновительницы отъезда жен декабристов в Сибирь.

Возможно, что от Киреевского и молодых братьев Аксаковых узнал о «нравственном влиянии на общество» Шереметевой Гоголь.

Когда в рукописном отделе Ленинской библиотеки перебираешь сотни страниц писем, написанных Надеждой Николаевной (она часто оставляла себе их копии), то невольно приходят на ум древняя мудрость о «законе вмещения». Сколько людей способно любить одно сердце, о скольких близких и далеких может заботиться одна голова?

«Вмещение» Шереметевой — дружеское, родственное — было почти безграничным. Все внуки — дети Анастасии. Пелагеи, Алексея — жили летом у нес в Покровском дружной, радостнoй семьей. При этом именно Надежда Николаевна оказывает на них нравственное влияние. Так, внук Василий Муравьев, сын отрекшегося от декабризма и делающего государственную карьеру М. Н. Муравьева, когда отправился в Сибирь по служебной командировке, прежде всего постарался увидеться с Якушкиным и написать об этом бабушке подробный отчет. Легко догадаться, что отцу его и визит сына и тем более восторженная оценка личности Якушкина вряд ли бы пришлись по душе. Он пишет: «Я вполне оценил эту прекрасную душу, но для полноты этой оценки надо видеть, впрочем, и жилище его, а так же и школу (в память покойной жены.— С. К.), и тогда всякому не трудно убедиться в высокой добродетели и редких качествах этого человека» [191] РОЛБ, ф. 340, 6935, к. 31, л. 39. Письмо от 15 апр. 1848 г. Иркутск. .

Шереметева, как охотник за душами, стремится во всех посеять семена дружбы, доброжелательства и всеобщей связи друг с другом. Не выпускает из виду она и тех, что уже живут давно в Сибири. Ее постоянный корреспондент — Наталья Дмитриевна Фонвизина. После смерти сына, родившегося в Сибири, Фонвизина была душевно потеряна, предавалась отчаянию. Шереметева немедленно на это отзывается призывом к стоицизму: она признается, что у нее «преглупое сердце, которое только и умеет любить да горевать», и видит именно в этом свое умение сближаться с людьми — «ети оба чувства сближают нас со всеми, а паче с людьми, испытавшими всю тяжесть горести». Это письмо — не христианская проповедь, взывающая к смирению, а поддержка и призыв к душевному героизму. Как нельзя лучше, оно доказывает вдохновляющее влияние Надежды Николаевны на жен декабристов и до их отъезда и уже в многолетней сибирской ссылке. «Я подосадовала на тебя и за тебя,— пишет Шереметева Фонвизиной 21 марта 1832 года,— что иногда в письмах твоих к другим является нетерпение, которое ни к чему доброму не приведет, и нередко мне припоминают прошедшее времячко, когда ты отправлялась туда, в каких прекрасных расположениях была, с каким терпением готовилась все перенести, многие слова твои мне припоминаются, с удовольствием их повторяла — а впоследствии видя тому противные признания, что больно. Понимаю, что иногда бывает тяжко, претяжко». Далее Надежда Николаевна совсем простым языком, без православной терминологии, но выразительно и образно, хотя старомодным и даже корявым слогом утешает несчастную Фонвизину, что «средством к успокоению сердца, объятаво горестью, которое только тогда и может иметь некое облегчение, когда человек среди печали может хранить внутреннюю тишину». И эта внутренняя тишина «способствует к перенесению всево на свете встречающево» [192] РОЛБ, ф. Фонвизиных, к. 4, од. хр. 48, л. 7-8. .