Валентина Мухина-Петринская: Корабли Санди

Девочка вдруг замолкла и прислушалась.

- Кто еще здесь? - спросила она вдруг неуверенно. Ермак кашлянул и встал. Ата бросилась к нему:

- Ермак, это ты? Почему тебя так долго не было? Ты болел? Или твоя мама опять...

- Я потом расскажу, - перебил ее Ермак. Товарищ Бурлаков поднялся:

- Разрешите откланяться, Анна Гордеевна. Значит, мы пойдем прогуляемся. У Аты есть пальто?

- Кто вы? -спросила девочка, нахмурившись.

- Инспектор. Меня зовут Ефим Иванович. Ата сбегала за пальто и косынкой.

- Ата, это Санди! - сказал Ермак, когда вышли на улицу. Девочка протянула руку:

- Здравствуйте, Санди. Ермак часто рассказывал о вас. Вы мне покажете ваши корабли?

Санди пожал маленькую горячую руку, но при этом так растерялся, что не сразу ответил.

- Вы меня не бойтесь,- засмеялась Ата,- я не злая. Спросите у Ермака. Просто я ее ненавижу, эту Анну Гордеевну! Ох как я ее ненавижу! Я всем ребятам объяснила, что она плохая. Как они раньше не понимали? Ребята меня слушают. Мы будем ее изводить, пока она не уйдет из интерната!

- Об этом мы еще поговорим,- пробурчал Ермак недовольно.

Ата шла уверенно, как будто видела. И хотя она крепко держала Ермака за руку, но всякий бы понял - просто она очень соскучилась.

Санди подумал, что Ата была бы, пожалуй, красивой, если бы ее не портило что-то свойственное многим слепым: какая-то угловатость, дикость, некрасивое выражение угрюмости.

На приморском бульваре было мало народу. Курортники уже разъехались. Ата сама выбрала скамейку и села с краю, возле Ермака. Потом она повернула лицо к инспектору.

- ото я вам нужна? Наверно, Анна Гордеевна на меня нажаловалась... Конечно, я мешаю ей работать. Наверно, меня надо изгнать из интерната. Я не могу не мешать ей. Просто не удержусь. Я ее ненавижу.

- За что? - спокойно спросил инспектор.

- За то, что она принижает нас. Она хочет, чтобы мы все время помнили, кто мы: слепенькие! А я внушаю ребятам : пусть живут, как зрячие. Мы нисколько не хуже! Ох, пожалуйста, найдите мне работу. Только не шить - я терпеть не могу шить. Я бы хотела работать на заводе. Вы знаете, я хорошо освоила токарное дело. В мастерской мной довольны... Хотите, спросите у нашего техрука!

- Тебе надо учиться,- возразил Ефим Иванович.- Разве ты не любишь учиться?

- Конечно, люблю. Особенно математику. Но я бы хотела...- Она грустно умолкла.

- Что бы ты хотела, Ата?

- После уроков приходить домой... Вы не знаете, как тяжело находиться в школе день, и ночь! И всегда над тобой воспитатель, даже когда ты спишь. Кроме того, девчонки очень болтливы, и меня это утомляет. Почему они не хотят немного помолчать и подумать? Зачем меня отдали в интернат, а комнату забрали... У нас была хорошая комната, светлая, очень светлая, да и большая. Где же я буду жить после интерната? В общежитии? С какой стати! Если бы... инспектор, то не могли бы попросить кого нужно, чтобы мне вернули мою комнату?

- Но как же ты одна...- начал было Ефим Иванович и запнулся.

- О, я в с е умею делать! Правда, Ермак? И готовить, и убирать, и ходить на базар. Ведь бабушка долго болела, и я сама все делала. Да еще ухаживала за ней. Зачем мне их домоводство! Я все умею делать. Пусть лучше чаще пускают в мастерскую. Я стану хорошим токарем и поступлю на завод.

- Но тебе надо учиться!

- Я буду работать и учиться. Я ведь очень здоровая и сильная. Я вое успею. И... я хочу жить одна!

Инспектор долго смотрел на нее. Странное выражение и гнева, и растроганности прошло по его гладко выбритому лицу. Он неистово потер подбородок.

- Ладно, Ата, я подумаю, что можно для тебя сделать. А у тебя нет никаких родных? Нет? А где твои родители?

Лицо девочки искривилось от злобы.

- У меня нет родителей! Разве я знаю, где они... Бросить меня и удрать неизвестно куда... Бабушка говорила, что я такая же шальная, как моя мать. И...- Голос ее, звучавший пронзительно и резко, вдруг дрогнул, в нем зазвенели слезы давней обиды.- Бог шельму метит. Это она про то, что я... незрячая. Но отец-то - ее ненаглядный сынок - хорошо видит. Только ч т о он видит?

- Но он приезжал тебя повидать?

- Нет! Я даже не знаю, где он, где мама... Может, они давно умерли? Или у них другие дети? Что им до меня. А папа даже не посмел приехать сам. Прислал вместо себя приятеля. Бабушке было стыдно, что он бросил нас. Она не велела никому говорить. Я бы и сама не сказала. Что за отец, что не приходит десять лет. А приятель пришел ночью и ночью же ушел. Он оставил бабушке облигацию, которая выиграла много денег. Мы тогда оделись во все новое и стали хорошо питаться.