Владимир Муравьев - Во времена Перуна

Ролав подбежал к Свадичу с незнакомцем.

- Откуда у тебя этот нож?

Незнакомец с удивлением глянул на Ролава, перевёл взгляд на нож.

- Тебе какое дело?

- Это нож моего брата.

- Твоего брата? - незнакомец перестал играть ножом.

Ролав быстро заговорил:

- На нашу деревню напал Торстен - Собачий хвост и увёл людей. Вон Свадич тебе подтвердит. Это нож моего брата Акуна, которого увёл Торстен. И бусина на ножнах, и медвежий зуб...

И Ролав протянул руку к ножу.

Незнакомец побледнел и потянул меч из ножен.

- Врешь. Этот нож мой.

В ряду поднялся переполох. Если дружинники затевают ссору, тут уж держись от них подальше, не то и тебе попадёт ни за что ни про что.

Но в этот миг из-за лавки вышел Олег, искавший Ролава.

- У него нож Акуна! - бросился Ролав к воеводе.

- У кого?

Но тут Олег сам увидел разъярённого дружинника с обнажённым мечом.

- Дай нож, Веред, - приказал Олег.

Незнакомец нехотя подал нож.

Олег сказал:

- Смотри, Ролав, точно ли это нож твоего брата? Не ошибаешься ли ты? Тут дело пахнет кровью. Смотри не ошибись.

- Акуна, Акуна! Эту бусину дала ему Утеха, наша сестра, и этот зуб с жёлтым пятном помню.

- Откуда у тебя этот нож? - спросил Олег дружинника.

- Купил, - ответил Веред.

- У кого?

- Я его не знаю. Продавал на торгу, я и купил.

- Продай его мне.

- Бери, воевода.

Когда Олег и Ролав возвращались с торга, Олег сказал:

- Может, было и так, как говорит Веред, купил на торгу. - Потом он добавил: - Свейские купцы сказали, что Олаф в этом году непременно приедет, так что жди.

Когда вскрылись реки, и в Ладогу стали приплывать купцы, Ролав у каждого спрашивал, не знает ли он, какова судьба пленных, захваченных Торстеном прошлой осенью в славянских землях. Но купцы ничего не могли сообщить Ролаву.

Некоторые привезли рабов, но купили их не у Торстена.

Наконец, приплыл друг Олега свейский купец Олаф.

- Я слышал, - сказал Олаф, - что Торстен - Собачий хвост в этом году поплыл не на восток, а на запад.

Приуныл Ролав: значит, его родичи попали в неведомые далёкие земли, и теперь никогда уж он их не увидит...

Олег сказал:

- Ты, Олаф, где будешь, узнавай, нет ли, мол, у кого раба - славянина по имени Акун, родом из деревни Освеи.

У него примета: шрам на лице от медвежьих когтей. Найдёшь, выкупи. Заплачу тебе сполна.

Олаф обещал исполнить просьбу.

ДЕЛА СЛОВЕНСКИЕ

Рюрик пришёл в Ладогу из Поморья лет десять назад.

Он обложил данью окрестные земли словен и чуди, и все платили ему.

Но в прошлом году неожиданно наступил конец владычеству варягов. Словенские и чудские князья и старейшины, объединив свои силы, отказались платить дань варягам.

Теперь варяги вынуждены были ограничиваться данью, собираемой в ближних от Ладоги деревнях, и пошлиной с купцов, которые, плывя из Варяжского моря на восток, на Волгу, или на юг, в Царьград, не могли миновать Ладогу.

Когда изгоняли варягов, первыми против них поднялись ильменские словене. Тогда словенский князь Гостомысл и старейшина самого большого словенского рода Вадим шли вместе, в полном согласии.

Но после изгнания варягов начались споры. Вадим всюду говорил, что если бы не он, то не одолели бы варягов, и что теперь не ему быть под рукой у Гостомысла, а Гостомыслу у него.

Три конца в словенском Городе на Ильмене: Словенский, Неревской и Плотницкий. В каждом конце свой кон - место, где собираются жители решать дела. На кону устанавливают законы, на кону выбирают правителя - князя. На кону всякий волен предлагать, что хочет, и поэтому всегда там крик, шум, спор, одни в одну сторону тянут, другие в другую.

Однако спор спором, воля волей, а если уж примет кон решение, тут ослушаться не смей, что кон решил - свято.

Но нынче, хотя решили, что старшим князем быть Гостомыслу, избранному князем на Словенском кону, а Вадиму с Плотницкого конца и Актевую с Неревского ходить у него под рукой, по всему Городу не утихает смута.

Князья спорят, а смердам и ремесленникам беда. То Вадимова дружина бьёт холопов Гостомысла, то Гостомысловы холопы вымещают обиду на гончарах Плотницкого конца.

И так всё запуталось, что городские концы только и занимались тем, что отплачивали друг другу уж и неведомо за что.

Вражда губила Город.

Гостомысл надеялся одолеть Вадима, но выходило, что чаще одерживал верх Вадим.

Одним ясным майским утром к Гостомыслу явились смерды из его подгородного села.

- Князь, заступись!

- Что случилось?