Другой сын Фанни, рожденный не от Боливара, запомнил и описал такую сцену: «В нашем саду Боливар почему-то крушил и ломал все — деревья, виноградную лозу, цветы и фрукты. Мой отец очень гордился своим садом и был в ужасе от такого вандализма. „Берите все, что вам понравится, — повторял он, — но, ради всего святого, не вырывайте растения с корнем из земли“».
Именно в салоне Фанни Боливар познакомился с бароном Александром Гумбольдтом. Этот известный немецкий путешественник и ученый только что вернулся из Венесуэлы. Он прошел по реке Ориноко до самого ее истока, затем совершил переход через Анды в Перу. Его путь лежал вдоль Тихоокеанского побережья с холодным поверхностным течением, которое он и открыл в 1802 году. Теперь оно называется течением Гумбольдта. Затем путешественник отправился в Мексику. Там он написал «Политическое эссе о королевстве Новая Испания». В этой работе Гумбольдт предсказывал, что Мексика своим величием превзойдет Соединенные Штаты Америки. Он также писал, что Мексика созрела для антиколониального переворота. Это предсказание Гумбольдта оказалось более реалистичным.
Симон присоединился к группе восторженных людей, окружавших барона. Когда речь зашла о печальной судьбе Испанской Америки, погрязшей в нищете и невежестве под реакционным управлением Испании, Боливар воскликнул: «Судьба моей страны изменится, если народ сбросит с себя кандалы угнетения!» Барон презрительно бросил, что «несмотря на благоприятные условия, в Южной Америке нет человека, способного возглавить антиколониальный переворот». Вряд ли в ту минуту Гумбольдт мог предвидеть, насколько он ошибался. Блестящий и самодовольный Гумбольдт недолюбливал заносчивых молодых людей. Позднее он честно признался, что никогда не видел в Боливаре человека, «подходящего на роль руководителя Американского крестового похода», потому блестящая карьера Боливара так поразила его.
Осознание собственного предназначения и жажда славы сформировались у Боливара, когда он наблюдал триумф Наполеона в Париже. Позднее Боливар очень осторожно отзывался о Наполеоне. Он опасался, что его стремление стать лидером движения освобождения в Южной Америке его враги будут сравнивать со стремлением Наполеона к господству над Европой. Боливар говорил, что «корона, которой увенчал себя Наполеон, — всего лишь жалкий фетиш. По-настоящему великим был всеобщий восторг, с которым везде встречали этого человека».
Перу де Лакруа много лет спустя объяснил, почему Боливар восхвалял Наполеона, и напомнил его слова:
«Мои враги обвиняют меня в желании основать военное государство, подобное тому, что создал Наполеон. Но если бы это действительно было так, то вряд ли я открыто говорил бы о своем восхищении французским героем. Никто бы не услышал тогда, как я восхваляю его политику, радуюсь его победам, называю его лучшим военачальником в мире, политиком, философом и ученым. Это мое мнение о Наполеоне, но я чрезвычайно осторожен в своих публичных высказываниях. Дневник Наполеона, написанный им на острове Святой Елены, описание военных походов Наполеона и все, что написано о нем, было для меня самым интересным и полезным чтением. По этим книгам я изучал искусство войны, политики и управления государством».
В действительности же Боливар всегда оставался верен своим романтическим идеалам борьбы и свободы, которые естественно уживались в нем с желанием власти и славы. Боливара можно обвинить в деспотизме и произволе, в том, что он не смог отстоять свои завоевания, но совершенно очевидно: власть не смогла испортить его. У него не возникло мании величия, он не вел бессмысленных войн, как Наполеон.
А пока обленившийся, изрядно потратившийся и истощенный сексуальными излишествами Симон Боливар все еще не мог определиться, никак не мог найти в жизни цель, достойную его. Услышав, что его старый учитель Симон Родригес находится в Вене, Боливар поспешил к нему. Встреча, однако, была не самой радушной. Угрюмый интеллектуал разочаровался в своем лучшем ученике, бездарно растрачивающем себя. Родригес в то время был увлечен «Общественным договором» Руссо и поначалу без особого расположения выслушал Симона, жаловавшегося на ощущение пустоты, которое мучило его.
Родригес сообщил Боливару, что по достижении им двадцати одного года он унаследует четыре миллиона франков. И, тут же отругав юношу за его безделье, предложил вместе с ним совершить пешее путешествие по Италии, дабы восстановить физическое и нравственное здоровье. В начале 1805 года эта странная парочка отправилась в путь. О том, сколько на самом деле они прошли пешком, история умалчивает.
Читать дальше