Элеонора Павлюченко - В добровольном изгнании [О женах и сестрах декабристов]

Другой поэт, Н. М. Языков, вскоре после казни пишет такие строки:

19 июля 1826 г. царь устраивает в Москве, в Кремле, «очистительное молебствие», долженствующее, но его мнению, упрочить идею самодержавия, торжественно закрепить победу над «бунтовщиками». Молились царская семья, сенат, министры, вокруг стояли коленопреклоненные гвардейцы без киверов. Но здесь же, «потерянным в толпе», находился 14-летний мальчик, который «перед алтарем, оскверненным кровавой молитвой», «клялся отомстить казненных и обрекал себя на борьбу с этим троном, с этим алтарем, с этими пушками». В 1855 г. А. И. Герцен в «Полярной звезде» напишет: «Я не отомстил; гвардия и трон, алтарь и пушки — все осталось; но через тридцать лет я стою под тем же знаменем, которого не покидал ни разу». [19] А. И. Герцен. Собрание сочинений в 30-ти томах, т. VIII. М., 1956, стр. 62.

Власти усиленно распространяют свою версию о событиях 14 декабря и последующих: взбунтовалась шайка «мальчишек», «злодеев». Но в стране начиная с самого момента выступления на Сенатской площади нарастает волна активной поддержки революционеров. Советские исследователи собрали и изучили факты проявления этого сочувствия декабристам в среде оппозиционного дворянства, офицерства, в крестьянской и рабочей среде. [20] См.: М. В. Нечкина. Движение декабристов, т. II. М., 1955; Л. А. Мандрыкина. После 14 декабря 1825 г. — В кн.: Декабристы и их время, т. I; Н. Пиксанов. Дворянская реакция на декабризм. — В кн.: Звенья, кн. 2, и др.

Для нас, конечно, прежде всего интересен отклик простого народа на восстание — того народа, на который не решились опереться дворянские революционеры.

В январе 1826 г. в городе Шуе арестовали рабочего Николая Рогожкина, который рассказывал товарищам о событиях 14 декабря и о том, что «будто его императорское величество вступил на престол усильно, будто присяга требована была на верность подданства посредством пушечных выстрелов, наконец, что если бы он в это время был в Петербурге, то также взял ружье и убил бы кого-нибудь, так как в то время и генералов били». [21] Цит. по ст.: Н. Пиксанов. Дворянская реакция на декабризм, стр. 135.

5 апреля того же года сенатор Дивов записал в дневнике: «Ходят слухи о возмущении крестьян; они отказываются платить подати помещикам, говорят, что покойный император дал им свободу, а ныне царствующий император не хочет этого исполнить. Подобные слухи несомненно являются последствием заговора 14 декабря». [22] Цит. по кн.: М. В. Нечкина. Движение декабристов, т, II стр. 419–420.　

Еще одним «последствием заговора» и результатом крестьянских волнений явился вынужденный манифест Николая I (май 1826 г.), в котором опровергались ложные слухи об освобождении крестьян.

Через пять дней после казни пятерых декабристов один из агентов III отделения доносил: «О казни и вообще о наказаниях преступников в простом народе, и в особенности в большей части дворовых людей и между кантонистами, слышны также для безопасности империи вредные выражения». [23] Цит. по ст.: Н. Пиксанов. Дворянская реакция на декабризм стр. 135–136.

«Дерзкие разговоры» не прекращались и в разночинско-интеллигентской среде. 17 апреля 1826 г. начальник главного штаба Дибич писал флигель-адъютанту С. Г. Строганову: «Дошло до сведения государя императора, что между воспитанниками Московского университета, а наипаче принадлежащего к оному благородного пансиона, господствует неприличный образ мыслей». [24] Цит. по ст.: Н. Чулков. Москва и декабристы. — В кн.: Декабристы и их время, т. II, стр. 313. Строганову предписывалось навести порядок в университете. В ноябре 1826 г. в Москве был арестован юнкер А. Зубов, распространявший собственные стихотворения, посвященные декабристам и воспевавшие свободу. Подобные же политические сочинения, обличавшие деспотизм, распространялись среди студентов Харьковского университета. [25] См.: Н. Пиксанов. Дворянская реакция па декабризм, стр. 136–137.

Восстание декабристов и особенно его разгром усиливают раскол в русском обществе: его реакционная часть поддерживает и одобряет жестокую расправу царизма, передовая — сочувствует восставшим. Естественно, что всякое проявление сочувствия рассматривается как антиправительственный акт, усердие в отношении властей поощряется. Неудивительно поэтому, что являются, по словам Герцена, «дикие фанатики рабства: одни — из подлости, а другие хуже — бескорыстно». [26] А. И. Герцен. Собрание сочинений в 30-ти томах, т. VIII, стр. 59.