Юрий Житорчук - Так кто же виноват в трагедии 1941 года?

Формального протеста по поводу фашистской агрессии со стороны СССР так не последовало. Молотов ограничился лишь тем, что в беседе с германским послом выразил сожаление по поводу того, что «несмотря на все усилия, расширение войны, таким образом, оказалось неизбежным».

Хотя, 12 апреля СССР осудил акт агрессии Венгрии, присоединившейся к нападению на Югославию. При этом формально осуждалась Венгрия, но фактически заявление было адресовано Берлину. Впрочем, такая форма протеста была очень похожа на фигу в кармане.

То, что Сталин, судя по всему, именно 6 апреля понял, что уже в скором времени нужно ожидать агрессию нацистов против СССР, говорит, по крайней мере, два факта. Во-первых, именно с этого момента он резко перестал предпринимать действия, которые могли бы ускорить решение Гитлера начать войну с СССР. Во-вторых, вскоре после начала югославской агрессии фашистов на переговорах с Японией Сталин снял претензии к Токио, связанные с требованием Москвы ликвидировать японские концессии на Северном Сахалине, и срочно подписал пакт о нейтралитете с Японией. И тем самым значительно уменьшив вероятность ведения войны на два фронта.

Вот как писатель Чуев со слов Молотова описывал завершающий этап советско-японских переговоров:

«В завершение его визита Сталин сделал один жест, на который весь мир обратил внимание: сам приехал на вокзал проводить японского министра. Этого не ожидал никто, потому что Сталин никогда никого не встречал и не провожал. Японцы, да и немцы, были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать…

— Говорят, вы с Мацуокой пели „Шумел камыш…“, когда его провожали в 1941 году?

— Было, было дело».

Однако, осознав неизбежность скорой агрессии со стороны Германии, Сталин, тем не менее, допускает ошибку полагая, что Гитлер, в принципе, по своей собственной инициативе не может начать войну одновременно на два фронта. Впрочем, для такого заключения у Сталина, казалось бы, были достаточно веские основания. Из этой изначально неверной посылки следовал и неправильный логический вывод: коль скоро нацисты готовы бросить свои силы против СССР, то надо ожидать и скорого заключения мирного договора между Лондоном и Берлином.

Разумеется, такой англо-германский мир мог бы быть построен только на антисоветской основе, а это означало, что СССР будет вынужден воевать без союзников и сразу против практически всех развитых стран мира. Выиграть эту войну СССР не мог в принципе. Именно поэтому Сталин предпринял все возможные меры для того, чтобы ни в коем случае не допустить столь негативного развития событий.

Сейчас возможность англо-германского сговора летом 1941 года, как правило, отрицается с порога и обосновывается эта точка зрения, прежде всего, резко антигитлеровской позицией Черчилля, сохранявшейся на протяжении всей войны. Но это все становится ясно лишь с точки зрения современной исторической дистанции. Как говорится, задним умом мы все сильны. С позиции же информации, имевшейся у Сталина весной 1941 года, вероятность англо-германского сговора, безусловно, должна была оцениваться как достаточно высокая, поэтому советский лидер не имел права игнорировать такой вариант развития событий.

Ведь Москва по-прежнему видела в английском правительстве своего традиционного врага и для этого были достаточные основания, причем такая оценка была понятна даже самим англичанам. Это видно, например, из текста телеграммы, отправленной Криппсом Галифаксу в октябре 1940 года:

«Невозможно вычеркнуть из истории последние двадцать лет, которые приучили Советское правительство смотреть на правительство, возглавляемое теми, кто входит в нынешний кабинет, как на принципиально враждебное Советскому Союзу. Поэтому они рассматривают теперешнюю ситуацию на общем фоне продолжающейся до сих пор вражды».

Кроме того, надо заметить, что английская дипломатия весной 1941 года вела себя по отношению к СССР буквально как слон в посудной лавке. Намеренно делая все, чтобы убедить Москву в возможности заключения мира между Лондоном и Берлином. Впрочем, судите сами.

6 марта Криппс провел в английском посольстве неофициальную пресс-конференцию, во время которой, в частности, высказал мнение, что Гитлер может

«попытается заключить мир с Англией на следующих условиях: восстановление Франции, Бельгии и Голландии и захват СССР. Эти условия мира имеют хорошие шансы на то, чтобы они были приняты Англией, потому что как в Англии, так и в Америке имеются влиятельные группы, которые хотят видеть СССР уничтоженным, и, если положение Англии ухудшится, они сумеют принудить правительство принять гитлеровские условия мира».