— Честным людям, братишечка, жить на советской воле никак невозможно. Честный человек, он быстрее уркагана в кичман садится. Потому нынче на воле честные люди и повывелись. Все уркачами стали.
Возражая, я приводил ему примеры честности. Он не соглашался со мной.
— Ты мне баки не забивай! До большевиков честных людей, действительно, у нас хватало. А нынче где они? Кто? Рабочему жрать нечего, он и норовит на фабрике инструмент стырить. Голодный жлоб колхозное зерно налево смыть старается. А сколько всяких сусликов с кооперации, банков да разных контор в кичман тянут за хищения и растраты?… Вот ты, братишечка, честный?
— Приблизительно…
— Не заливай! Ты своих читателей обкрадываешь!
— Как?
— Да так! Они газетку покупают, чтобы там правду прочитать, а ты им брехню подсовываешь: отца народов да стахановцев!
Писать правду я не могу… Запрещают…
— Знаю, что не можешь. Вот один раз написал и со мной рядом сидишь. Я-то за дело, а ты? Нет, братишечка, советскую власть уркачи сотворили! Она ими и держится.
— Коммунисты ее сотворили!
— Да разве коммунисты не уркачи? Ведь они из чужих карманов рук не вынимают. За рабоче-крестьянскую монету держатся, как шпана за жлобские подштанники. Или возьми НКВД. Там уркач на уркагане и уркой погоняет… Ты знаешь, какую кличку нам энкаведисты дали?
— Знаю. Социально-близкий элемент.
— А почему?
— В отличие от заключенных по 58-й статье, вас не считают врагами советской власти, а лишь вольно или невольно согрешившими перед нею. Вас надеются перевоспитать, учитывая ваш" сверх-пролетарское происхождение и положение, — стал объяснять я.
— Трепня, братишечка, — перебил он. — Мы с энкаведистами одного поля ягода. Потому и близкими были, а нынче… другое дело.
— Ежов хочет сделать вас для них дальними, — заметил я.
Староста усмехнулся.
— Верно! По его приказу уркачей на допросах лупцовать начали. Души из нас выматывают и портреты на сторону сворачивают, как самой последней контре.
Нашу урочью власть сломить хотят, ну да мы им себя еще покажем… А что касаемо пролетариев, так они у нас всякие. Вон Петька Бычок — сын купца первой гильдии…
Он подумал и спросил:
— Ты знаешь, кто у нас главные урки?
— Нет. Кто?
— Те, что в Кремле сидят. Вот это ворье! Сколько миллионов людей обчистили! Целую страну!
— О таких вещах даже в тюрьме разговаривать опасно, — остановил я его.
Он хлопнул меня по плечу широкой ладонью.
— Брось икру метать. Посреди нас стукачей нету. Камерную агитацию тут тебе не пришьют…
В другой раз Федор разговорился о причинах и следствиях революции.
— Революция в России, братишечка, от морячков пошла. В нашем флоте боцманы их так по мордасам лупцовали, как ни в каком другом. Ну, морячкам это не понравилось, они и сделали революцию. Потому их и называют красой и гордостью революции.
— Сделали революцию большевики, а моряки были только одним из орудий их борьбы, — возражал я ему. Он стоял на своем:
— Нет, браток. Революцию я очень даже понимаю. Участвовал в ней. И как она погибла, тоже видал.
— Когда же это она погибла? Что-то незаметно.
— Погибла она, братишечка, после того, как морячки пудриться начали, юбки надевать и кольца носить. Чапает это по улице обезьяна малайская вроде меня; грудь у ее бритая и пудреная, морда тоже, как у последней марухи. На пальцах по три кольца, а ноги в клешах побольше юбки. Из моряков сделались мы клеш-дугами пудреными и вот тогда-то сели коммунисты на нашу шею. Погибла революция и началась растреклятая советская власть. Да-а!..
— Что тебя заставило из моряка превратиться в… ну в общем, сменить профессию? — не без запинки задал я вопрос.
Федор ответил неохотно:
— Так вышло. После революции принимали во флот только проверенных. Коммунистов, стукачей, всякую шпану, а я…
Он махнул рукой.
— Семья у меня была неподходящая. Отец — капитан с Балтики царского режиму.
— И, наверное, фамилии известной? Голос его прозвучал угрюмо и с еще большей неохотой:
— Фамилию мою не знает никто. Даже корышу своему Бычку не говорю. На родичей не хочу урочье пятно класть.
— Значит они, все-таки, честные люди? — подмигнул я ему, намекая на наш недавний разговор.
— Честнее меня, — пробурчал он и отвернулся,
Среди кавказских грабителей Петька Бычок так знаменит, что они дали ему "монархическую кличку": "Король медвежатников".
На уголовном жаргоне "медвежатник" — это взломщик сейфов. В своем воровском ремесле Бычок был мастером и артистом. Урки в камере говорили о нем:
Читать дальше