Михаил Бойков - ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ

Говорит Мусса скупо и коротко и его ответы на мои вопросы часто напоминают восточные изречения:

— По двум дорогам сразу, — по абреческой и советской, — нельзя ходить. Забывающий это приходит в тюрьму. Кисмет приводит его.

— Мудрые не поверили советской власти и не спустились с гор. Я поверил. Такова была воля Аллаха.

Большевики взяли все от богатств и бедности гор, но веру и душу горца они не смогли взять.

— Аллаху подчиняется все от муравья до луны и без воли Его даже колючка терновника не вонзится в голую пятку.

— Велик Аллах и славен Магомет, пророк Его, дающие мне почетную смерть от пули врагов, а не позорную в постели…

Указательный палец командира эскадрильи бомбардировщиков уперся в маленький островок без названия на карте Северного ледовитого океана.

— Груз бомб сбросите вот в этом пункте, с высоты 2.000 метров. Не ниже. Понимаете?

— Так точно, — вытянувшись в струнку ответил летчик-испытатель Петр Евтушенко.

— Ниже 2.000 метров не спускаться, — настойчиво повторил приказание командир.

— Слушаюсь, — коротким эхом откликнулся летчик. Командир эскадрильи хотел добавить еще что-то, но передумал и, отводя глаза в сторону, только махнул рукой.

Вылетая на рассвете с аэродрома, Петр Евтушенко недоумевал и терялся в догадках. Отношение командира эскадрильи к нему за последнее время казалось летчику странным. На необитаемый северный островок он летит уже в четвертый раз и перед каждым вылетом командир разговаривает с ним коротко и резко, а сегодня говорил даже как-то сердито. Настойчиво требует выполнения приказа и, в то же время, отводит глаза в сторону, будто чего-то смущаясь. Раньше командующий эскадрильей легких бомбардировщиков, капитан Рязанцев относился к нему хорошо, считая его лучшим из своих летчиков, а теперь…

"Что случилось с командиром?" — в сотый раз задавал себе вопрос Евтушенко и не находил ответа…

До острова от аэродрома было около ста километров. Петр Евтушенко летел один с четырьмя двадцатикилограммовыми бомбами под фюзеляжем аэроплана. Он должен был сбросить их на необитаемом острове, превращенном в мишень для бомбардировок с воздуха. За несколько месяцев до этого там построили железобетонные укрепления.

На полпути погода испортилась. С моря к берегам пополз туман, быстро покрыв небо плотной серой пеленой. Туман висел и в районе острова. "Нащупывая" его, летчик был принужден спускаться все ниже и ниже. Наконец, ему удалось увидеть свою мишень сквозь просвет в тумане, сделанный воздушным течением над самым островом, но о высотной бомбардировке нечего было и думать. Чтобы точно попасть в цель, он мог сбросить бомбы с высоты не более пятисот метров.

Летчик сделал над островком два круга бреющим полетом. Впервые он видел свою мишень так близко. Перед ним внизу, на грязно-свинцового цвета водной глади, игрушечной, рельефной картой распластался каменистый островок, покрытый серыми бугорками укреплений. Вид его был унылый и угрюмый.

"Поднимусь на пару сотен метров выше, до потолка тумана, — мысленно решил летчик и, взявшись за руль высоты, бросил вниз последний взгляд.

В этот короткий миг он заметил там то, что наполнило его мысли и чувства удивлением и ужасом. На острове были люди. Они жались к буграм укреплений и смотрели вверх…

Сбросив груз бомб в море, летчик вернулся на аэродром и доложил:

— Товарищ комэскадрильи! Ваш приказ выполнить не смог. На острове мною обнаружены люди.

— Вы не должны были интересоваться этим, — возразил командир.

— Но ведь люди же…

— Знаю, что не звери, — раздраженно бросил Рязанцев. — Это присужденные к смерти. Враги народа.

На лице Евтушенко появилась иронически-горькая усмешка; о "'ежовской чистке врагов народа" он кое-что знал. Посмотрев на него исподлобья, Рязанцев заговорил угрюмо и раздраженно:

— Не ваше и не мое дело разбираться в том, кто из них виноват, а кто нет. Такими делами занимается НКВД. А мы, солдаты, должны выполнять те приказы, которые нам даются. Выполнять не рассуждая.

— Я не палач! — вырвалось у Евтушенко.

— И я тоже, — сказал Рязанцев. — Но приказ есть приказ. Невыполнение его есть нарушение воинской присяги.

— Быть энкаведистом я не присягал.

— А если во время войны вам прикажут бомбить вражеский город?

— Такое приказание я выполню.

— Боюсь, что вам больше не придется выполнять никакие воинские приказы. О случае с вами я обязан немедленно сообщить органам НКВД. Очень жаль, конечно. Вы были хорошим летчиком-испытателем.