Александр Насибов - Долгий путь в лабиринте

- Минуточку... Скажите, ваш хозяин знает русский язык?

- Вряд ли. - Дробиш подумал. - Нет, не знает!

- Почему такая уверенность?

- У него на письменном столе переводы с русского. В основном газетные статьи - перевод и тут же справка: такая-то газета, дата, город. Но самих газет нет. Значит, они ни к чему.

- Справедливо. Из каких городов газеты?

- Я запомнил: Москва, Баку, Грозный...

- О чем статьи? Нефть?

- Да, нефть. Но есть и на другие темы.

На улице послышался шум. Кузьмич и Дробиш приблизились к окну. По всей ширине мостовой двигались барабанщики - полсотни мальчиков и девочек в шортах и блузах хаки и таких же пилотках, с барабанами на ремнях через плечо. Два парня постарше несли транспарант:

"Ein Volk, ein Reich, ein Fuhrer!"1

1 "Народ, империя, вождь!".

У других парней были знамена со свастикой и портреты Гитлера. За ними маршировала основная масса юнцов в форме гитлерюгенд. Барабаны гремели. Шедшие по бокам процессии командиры выкрикивали первые слова лозунгов, а колонна скандировала окончание.

На тротуарах было мало прохожих. Все они останавливались и, как заведенные, вскидывали руки к портретам Гитлера.

- Вот как выдрессировали, - угрюмо сказал Дробиш. - Быстро приучили стадо к повиновению!.. "Любуюсь" такими и думаю: а что будет дальше?

Он обернулся, поглядел в глаза Кузьмичу.

- На этот вопрос вы даете ответ своей работой, - сказал Кузьмич. - Если боретесь против нацизма, значит, верите в возможность его поражения. Разве не так?

- Верю, что Германию не оставят в беде. Это и придает нам силы. Дробиш твердо повторил: - Да, не оставят. А если так, то и мы не должны сидеть сложа руки. Ибо сказано: Бог тому помогает, кто сам себе помогает.

Он готов был рассмеяться, но перехватил взгляд Кузьмича, брошенный на часы, сгреб со стола свою шляпу.

- К десяти часам вечера управитесь? - спросил Кузьмич.

- Постараюсь. Встретимся здесь?

- Лучше в другом месте... Скажем, возле вашего замка. На южной дороге в двух километрах от него есть заброшенный домик.

- Сторожка в буковой роще?

- Да, сторожка, так будет точнее.

- Выходит, вы там бывали? - удивленно пробормотал Дробиш.

Кузьмич обнял его за плечи, повел к двери.

- От десяти до одиннадцати возле сторожки я буду возиться с автомобилем - менять свечу.

- Понял.

- Если не сможете прийти, завтра свяжитесь с Эссеном. Он отыщет меня.

4

Дробиш появился в начале двенадцатого, когда Кузьмич, решив, что пора возвращаться, закончил "ремонт" автомобиля - ввернул на место свечу и опустил капот двигателя.

- Неудача, - сказал Дробиш, сев в автомобиль. - И я сам во всем виноват. Вел себя как последний дурак. Понимаете, достал пачку писем из сейфа, стал просматривать. Читал, глупец, вместо того чтобы действовать камерой. Уж очень хотелось отыскать те, о которых вы упоминали...

- Письма кузины?

- И ведь нашел! Там три таких письма... Быстро просмотрел их, приготовил фотоаппарат. И - неудача. Сперва появился хозяйский сын, проторчал часа полтора в кабинете отца. А теперь к нему пожаловали гости...

- Что было в письмах?

- Они короткие. На мой взгляд, ничего особенного:

"Мы с мужем здоровы, живем хорошо; как вы поживаете, тетя, здоров ли мой кузен?.."

- Тетя, сказали вы?

- Я забыл!.. Письма адресованы женщине. Я знаю ее. Это старуха, родная тетка Теодора Тилле. Живет в Бабельсберге. Кажется, Хорст Вессельштрассе, сорок два.

- Имя, пожалуйста!

- Аннели Шеель.

- А имя этой... кузины?

- Эрика Хоссбах. Теперь адрес. - Дробиш наморщил лоб и не без труда выговорил: - СССР, Баку, Телефонная улица, тридцать два.

- Очень хорошо. Еще вопрос: упоминается ли в письмах имя вашего хозяина?

- Мне кажется, нет... Нет, не упоминается. "Кузен", и все.

- Так... Говорите, письма короткие?

- Да. Каждое - страница и то неполная: десять - пятнадцать строк.

- Понимаю... Товарищ Кони, раньше я думал, будет достаточно, если вы сфотографируете их. Теперь вижу, что должен посмотреть сами письма.

- Только эти три?

- Да. Но и конверты тоже. Это займет немного времени. Просмотрю и тотчас верну.

Дробиш понимал, что, рассказав о письмах, чем-то насторожил собеседника. По-немецки тот говорит, как немец. Впрочем, шипящие чуть смягчает и растягивает гласные, отчего речь приобретает певучесть. Похоже на говор жителей областей, пограничных с Францией... Так кто же это такой?

Он скосил глаза на Кузьмича. Подтянут, элегантен. Движения по-юношески точны, хотя по другим признакам ему не так уж далеко до старости... А что, если это русский? Гвидо ни слова не сказал о нем. Познакомил - и баста. Даже не назвал его имени...