Николас Хеншелл - Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени

Другая тема, принимающая иное освещение, — это предполагаемое стремление сословного представительства, контролируемого знатью, взять верх над правительством. Это заявление нелепо, так как сословное представительство не вмешивалось не в свои дела. Историки слишком долго считали отношения между короной и представительством непрерывной борьбой. Некоторые исследователи эпохи Тюдоров и Стюартов, правда, утверждали, что английский парламент не стремился расширить свою власть за счет монарха. Но королевские прерогативы быстро таяли, если король не использовал их аккуратно; хотя королевская власть и рождала некоторые ожидания, она была тем, на что государь в действительности мог претендовать. Слабые правители провоцировали сословные представительства добиваться большей власти, которой энергичные государи их впоследствии лишали. Деспотическое правление, неверная налоговая политика, малолетство короля или некомпетентность министров обычно влекли за собой захват королевских прерогатив сословными представительствами или контролировавшей их знатью. В этом отношении в эпоху раннего Нового времени возобновился характерный для Средних веков конфликт, в котором

король и парламент вели борьбу за право назначения на должности. Политические проблемы рассматривались через призму отношений патроната и борьбы фракций. Если некое учреждение выступало против королевских прерогатив, это означало, что королевские чиновники когда‑то ущемили интересы значительной части его членов, однако конституционные принципы вовсе не ставились под сомнение. Поскольку управление группировками знати и распределение патроната были первой обязанностью монархии, вызов, брошенный королевским прерогативам, был главным симптомом слабости правителя.

Впоследствии удачливые монархи восстанавливали свои позиции. Противодействие сословным представительствам, узурпировавшим королевскую власть, не делало их «абсолютными» и не уничтожало значения представительств, возвращенных к своим обычным вспомогательным обязанностям. Это ставит под сомнение созданный вигами миф о том, что контроль сословий над правительством был желанной нормой. Это неверно. Сословные представительства желали уничтожить прерогативы компетентных государей не более, чем последние стремились ликвидировать деятельность представительств. И все же европейские историки склоны считать сословные представительства слабыми, несмотря на то, что они разделяли прерогативы государя. 1Если следовать этому критерию, то английский парламент оказывается одним из самых слабых в Европе раннего Нового времени. Отказавшись от модели противостояния, мы увидим, что сильная монархия не обязательно предполагала слабое сословное представительство. Если государь хорошо справлялся со своей работой, консультативные органы работали на него, а не против него. Следовательно, чем сильнее был правитель, тем лучше.

Акцентуация королевских прерогатив была главной темой европейской истории после окончания периода борьбы с ними. Королевская власть в определенных широких пределах была такой, какой ее делали отдельные монархи. И все же многие историки упрямо искали ответы на неверно поставленные вопросы. Они изучали социально–экономическую основу «абсолютизма» вместо того, чтобы исследовать причуды высокой политики и выдающихся личностей. В Польше были такие же социально–экономические условия, как и в Пруссии: могущественная знать, слабое крестьянство и экономика, основанная на производстве зерна для экспорта в Западную Европу. Но в этих двух странах сходный базис порождал две противоположные формы монархии. В Швеции монархия то приобретала, то теряла абсолютную власть. Нет никаких свидетельств, что ее основная, по марк-

1 Carsten F. L. 1959. Princes and Parliaments in Germany. Oxford University Press. P. 189.

систской терминологии, база претерпевала изменения с 1680 по 1720 годы только для того, чтобы подвергаться дальнейшим преобразованиям вплоть до 1772 года. Историки изучали чиновный аппарат «абсолютной монархии» вместо того, чтобы уловить те импульсы, которыми монархия вдохновлялась. Наконец, их больше интересовали конфликты, спровоцированные абсолютными государями, а не полномочия, которыми те обладали. Исследователи не предпринимали попыток сравнить королевские прерогативы в разных государствах раннего Нового времени, оценить их относительные размеры, определить спорные моменты. Мы полагаем, что успешная реализация прерогатив, а также способность увеличивать ее размеры при минимальной оппозиции отличала сильных государей от слабых. Находчивые юристы находили способы расширить прерогативы монарха, не преступая правила слишком решительно. Изучать монархию раннего Нового времени без четкого понимания прерогативы — все равно, что наблюдать за партией в теннис на поле без разметки.