Листовка (как и ее редуцированная форма – надпись на стене здания, заборе) также публична. Предполагается, что, прочтя ее, люди перестанут оказывать повседневную поддержку неправой власти (в частности, не пойдут на выборы). Такая логика отсылает нас к рационалистическому миропониманию просветителей XVIII столетия. Однако ясно, что этот механистически упрощенный ход мысли не мог бы быть столь распространенным и устойчиво воспроизводимым, если бы не базировался на том же самом подсознательном убеждении в реальной действенности «высказанного слова истины».
Анонимность обсуждаемых нами документов связана не только с желанием избежать кары за крамольное высказывание. Ведь если высказана «правда», то она имеет значение именно как таковая, наличие у высказывания конкретного автора как бы обесценивает его, низводя до чьего-то личного мнения. Отсюда – навязчивое стремление авторов анонимных документов высказаться от имени «всего народа», «всех трудящихся», «пролетариата», «колхозников», какой-либо другой социальной группы, подписаться псевдонимом, обозначающим автора как ничем персонально не выделяющегося представителя народа («Разгневанный», «Справедливый»). Известны случаи своеобразного самозванства: авторы анонимок излагали в них якобы свою биографию, ложную, но наделенную атрибутами типичной биографии «простого советского человека» (скажем, городской служащий писал от лица рабочего большого завода). Все это созвучно не только деперсонифицированному архаическому сознанию, но и ценностям советской идеологии, с малолетства внушавшей людям: «общественное» выше «личного», персональное растворяется в коллективном и только так приобретает ценность. При этом представитель пролетариата ценился выше представителя «союзного с ним» крестьянства, а тот, в свою очередь, был несомненно гораздо в большей степени «народом», чем выходец из интеллигенции.
Очень распространенное явление – листовки, призывавшие к борьбе от имени вымышленной партии или движения. В этих случаях потребность приписать себя к какой-либо массе, узнаваемой идеологической платформе, заявка на которую давалась в названии организации («Всесоюзный демократический фронт. Революционная социал-демократическая партия», «Социалистический союз свободы», «Партия справедливости советского народа», «Подпольная коммунистическая партия Советского Союза», «Чистая марксистско-ленинская партия», «Партия истинных коммунистов» и т.д.), сочеталась отчасти со внушенной пропагандой романтикой революционного подполья. Приведенные названия организаций явно отсылают нас к легендарному началу революции, «ленинскому» периоду, благодаря усилиям пропаганды ставшему символом счастливой, насыщенной высоким смыслом жизни. Подписи под некоторыми листовками как бы отсылают к мифическому «золотому веку» революции, который «испорчен» по вине «плохих людей», но когда-то должен вернуться. Эта психологически значимая для многих авторов листовок цикличность времени представляет собой рационализированные, задавленные образованием и новым воспитанием, но одновременно и оживленные коммунистической пропагандой остатки мифологического восприятия действительности.
Итак, анонимность – это не только потому, что страшно, хотя эта сторона дела несомненно важна, но и потому, что выступать от собственного лица как-то даже и нескромно: а кто ты такой, чтобы твое мнение имело значение; другое дело, если это мнение – коллективное, гораздо лучше обезличить себя в «народе».
И когда под письмами в редакции, партийные и советские органы, руководителям страны чаще стали появляться подписи, это само по себе уже означало разрушение прежней структуры мышления. Представление о значимости персонального мнения, а следовательно и роли личностного начала, готовность быть «не как все» сигнализировали об изменениях в коллективном бессознательном, его трансформации и «модернизации».
«Почему «Правда» лицемерно замалчивает о нашей действительности»
75. Анонимное письмо Ярушевича П.Н. [325] в редакцию газеты «Правда», 4 января 1953 г.
В «Правде» за 1 декабря п[рошлого] года, то есть 1952, помещен снимок очаровательного ребенка с подзаголовком: «Этот ребенок живет в греческой тюрьме». Последняя фраза подзаголовка – этот ребенок в тюрьме печальный символ западной свободы и цивилизации, – нас, читателей «Правды», наводит на грустное размышление.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу