Зураб Авалов - Присоединение Грузии к России

Но затем он впадает в ту же ошибку, что и многие другие официальные наблюдатели: их глаз, привыкший к порядкам плац-парада и канцелярии, видел в Грузии один хаос и беспорядок. Однако «иррегулярность» еще не означает отсутствия жизнеспособности. Живописное сочетание варварства, патриархальности и патриотизма, вся картина жизни Грузии, таившая в себе веками не разрешенную политическую проблему, оскорбляла хорошо дрессированных служак, военных и гражданских.

Кнорринг сообщает о всяческих неустройствах в Грузии и, не говоря, собственно, ничего нового, отвечает отрицательно на вопрос о том, может ли Грузия устоять без помощи и положительно на вопрос, единогласно ли желают грузины подданства.

Постановка вопроса, допущенная Государственным советом и перешедшая в рескрипт Императора, предрешила и исход миссии Кнорринга.

Едва ли нужны были эксперты для засвидетельствования незавидного положения Грузии. Не говоря о сведениях, от обилия которых ломились архивы Коллегии иностранных дел, в целом ряде грамот царей несчастья страны были изображены со всем красноречием патриотизма и страдания.

Но генерал Кнорринг, как и многие другие, приехал и увидел только беспорядок, беспорядок везде и во всем; от него нельзя было ожидать соображений, основанных на более свободной оценке вещей, более широких политических взглядах. Во что бы ни стало и как бы то ни было насадить благочиние — вот к чему сводился для этих людей вопрос о Грузии. Он не мог не заметить, как радовалось население его приезду, видя в этом залог того, что войск не уведут. Но он сделал отсюда тот вывод, что необходимо принятие в подданство полное и безусловное; вывод этот в конце концов получил и Высочайшее утверждение, но смуты ближайших лет показали, что это было не так, что подданства искали, но не такого.

Доклад генерала Кнорринга был подан Императору 28 июля 1801 г. Но за четыре дня, 24 июля, представлен был Государю документ, представляющий большой исторический интерес и ничего общего не имеющий со всем, что мы до сих пор видели, ни по глубине, ни по ясности принципов и силе доводов. Нашлись государственные люди, которые в присоединении Грузии видели нечто более сложное, чем выгодную для России оккупацию страны, нуждающейся в ее помощи. Мы имеем в виду всеподданнейший доклад о Грузии графа А. Воронцова и графа В. Кочубея [175](являвшихся выразителями мнений неофициального комитета). Если колебания императора Александра были лишь колебаниями щепетильного человека, то здесь мы видим целый ряд как общих соображений, так и специальных доказательств.

Прежде всего докладчики напоминают Императору основной принцип его политики: заботиться не о распространении пределов и без того слишком обширного государства, а о его внутреннем благоустройстве. Этого принципиального соображения было бы достаточно, чтобы отвергнуть самую мысль «присвоить Грузию», но существуют еще и многие другие доводы против этого.

Какова была политика Екатерины II по отношению к Грузии? Со времени присоединения Крыма и гарантий Ясского трактата кавказская граница могла считаться обеспеченной, и Императрица никогда не имела в мыслях присоединять Грузию, а если она приняла ее под свое покровительство, то это в интересах своего влияния в этой части Азии, в интересах престижа России как покровительницы христиан, наконец, чтобы там не утвердилась Порта.

Император Павел сначала относился довольно безразлично к Грузии и с трудом согласился подкрепить ее двумя батальонами ввиду угроз Персии. Но затем образ мыслей его изменился, и он решился присоединить Грузию к России, «вследствие, как кажется, разных неосновательных сведений и происков, увеличивших до крайности важность приобретения сего».

Если сопоставить мотивы императора Павла и соображения Государственного совета, высказанные уже при имп. Александре в пользу удержания Грузии под скипетром России, то окажется, что присоединение Грузии мотивируется, во-первых, докладом Коллегии иностранных дел имп. Павлу, получившим «апробацию», в котором среди других неправильностей утверждается, будто в Грузии населения до 800 000 чел., между тем как ген. Кнорринг не ручается и за 160 000; во-вторых, якобы общим желанием народа, но каким образом мог изъявить такое единодушие народ, рассеянный по деревням, и дворянство, разделенное на партии? И неужели можно поверить, что царевичи, имеющие права на престол, так просто их уступят?