Владимир Николаев - Якорь спасения

Все-все странным образом сместилось в эту минуту в сознании Чайникова, и будущее представилось чем-то нелепым и страшным, чем-то похожим на мистическую "черную дыру" в космосе, поглощающую все без остатка, после чего уже ровным счетом ничего не остается. Это-то и рождает сверхъестественный ужас.

Аскольд сидел за своим столом и бессознательно покачивал отяжелевшей и разламывавшейся от боли головой. Он даже не заметил, как в кабинет ворвался разъяренный Никодим Сергеевич и, бормоча одно - "тем хуже для этой проклятой машины, тем хуже для этой проклятой машины", - бросился к аппарату.

Напуганный внезапным вторжением, Аскольд вскочил и изумленно, не проронив ни слова, наблюдал за действиями друга. А тот, сняв и бросив на письменный стол Чайникова пальто, продолжал разговаривать сам с собой.

- Посмотрим, посмотрим, что же эта дьяволица натворила. Будем, как говорится, поглядеть.

Кузин вел себя так, как будто никого рядом не было, Чайникова он вроде бы и не заметил. Подойдя к аппарату, Никодим Сергеевич оглядел его со всех сторон, а потом, резко обернувшись к Аскольду и строго оглядев его, как бы желая удостовериться, что это действительно он, а не кто другой, рявкнул во все горло:

- Варвар, неуч, баранья голова!!! Ты что же, решил поджаривать свою благодетельницу? Кто тебя надоумил поставить машину вплотную к батарее парового отопления? Я ли тебе не втолковывал насчет теплового режима? Удивляюсь, как в таких условиях машина не напекла тебе гениев десятками.

Аскольд и на это ничего не ответил, лишь слабо пожал плечами. Он был доволен тем, что его друг, кажется, начинает остывать. И это было хорошо, хотя и неизвестно еще, чем все должно кончиться. Тревожная мысль шевелилась в голове: неужели это конец дружбе, полный разрыв отношений? Неужели придется лишиться чудесной машины? А это значит, что рухнет благополучие, снова каторжная работа с самотеком и суровая немилость Кавалергардова. Такого кошмара нельзя себе представить и в страшном сне.

Теперь-то Чайников припомнил наставления Кузина насчет температурного режима, которые он напрочь забыл, когда начал благоденствовать и из каморки под лестницей, где проклятая батарея находилась совсем в другом месте, перебрался в этот бездарно спланированный кабинет. Все шло так хорошо, так, можно сказать, чудесно, что ни разу и мысли не явилось о каком-то там тепловом режиме. Забыл, начисто забыл, действительно баранья голова! Аскольд и сам себя ругал сейчас за непростительную забывчивость и готов был казниться, только бы осталось все по-прежнему.

А по-прежнему остаться никак не могло.

- Ну вот что, - решительно произнес Никодим Сергеевич, - аппарат я забираю. Давай помоги.

Аскольд вздрогнул и похолодел от этих слов. Что угодно, только не это. Пусть Кузин изругает его еще пуще, пусть ударит, но только не лишает машины. Он будет свято следить за тепловым режимом, ошибка не повторится, готов клятвенно присягнуть. Но Никодим Сергеевич уже взялся за аппарат. Чайников при виде этого упал на колени, молитвенно сложил на груди руки и жалобно проговорил:

- Ты же меня, Кузя, режешь. Насмерть режешь. Без твоей машины я погиб, совсем погиб!

В эту минуту Аскольд воочию представил себе огромные мешки самодеятельных романов, повестей, поэм, драм, комедий, сценариев и всего другого, на что способен любой честолюбец, жаждущий писательской славы. И все это придется читать по строчкам, по фразам, по словечку. Да еще определять на свой страх и риск, что муть, что посредственно, а что заслуживает хоть какого-то внимания. От всего этого он уже настолько отвык, что ни за что не справится с такой работой. А на стихи с семьей не протянешь.

- Умоляю, сделай что-нибудь здесь, не лишай живота! Клянусь, никогда тепловой режим не будет больше нарушен.

Кузин с недоумением глядел на коленопреклоненного Чайникова, поморщился, с неудовольствием подумав, как же это не современно, даже комично бухаться на колени, а ведь когда-то было в обычае вот так вымаливать пощаду, выклянчивать блага. Он не знал, что делать в такой ситуации - сердиться еще больше или жалеть несчастного?

- Пойми, - примиряющим тоном сказал Никодим Сергеевич, - это же не швейная машинка, сколько приборов требуется для проверки ее узлов. Оставить и хотел бы, но не могу.

- Убил, совсем убил. Что делать теперь? - продолжал вопить Аскольд, все еще оставаясь на коленях.

- Да поднимись ты, хватит комедию ломать! - прикрикнул наконец Кузин.