Борис Годунов был полной противоположностью царю Федору. Он, бесспорно, обладал качествами выдающегося политического деятеля. Современники единодушно отмечали его острый и живой ум. Наделенный от природы хорошими способностями, Борис, по-видимому, был одним из лучших ораторов своего времени. Дневник датских послов, посетивших Москву в 1602 г., сохранил удивительные образцы его красноречия. Но у современников сложилось впечатление, будто он был человеком необразованным и даже неграмотным. Так, Джером Горсей, многие годы пользовавшийся дружбой правителя, утверждал, что Борис склонен к чернокнижию, не учен, но быстрого ума, от природы красноречив и имеет звучный голос. Члены датского посольства в Москве в 1602 г. отмечали, что царские письма к герцогу писал под диктовку отца царевич Федор, «ибо сам царь не умел ни читать, ни писать». № свидетельство подкрепляется заверениями дьяка Ивана Тимофеева, будто Борис смолоду и до конца дней своих не проходил стези буквенного учения «и, чюдо, яко первый таков царь не книгочей нам бысть» 26.
Современники, однако, ошибались. Вопреки их уверениям, Борис был, несомненно, грамотным человеком. Сохранились собственноручные подписи Бориса на данных грамотах Ипатьевскому монастырю 7084 г. («Яз Борис… руку приложил») и 25 марта 7080 Г. «Яз Борис селцо Присково с деревнями в Ыпацкой манастырь дал и руку приложил») 27. После восшествия на престол Борис не подписывал грамот и предпочитал диктовать сыну свои письма не по причине безграмотности, а из уважения к древней московской традиции, в силу которой православные государи никогда не «рукоприкладствовали» наравне со своими подданными — холопами.
Отзывы современников о Борисе, в первую очередь, определялись собственными симпатиями и антипатиями. Князь И. А. Хворостинин, сохранивший к нему тайную симпатию, упоминал о необразованности Бориса, но с похвалой отзывался о его природных дарованиях: «…аще и не научен сий писаниям и вещем книжным, но природное свойство целостно имея». Значительно строже судил о Годунове Авраамий Палицын, поплатившийся за участие в антигодуновской оппозиции заточением в монастырь. Подобно дьяку Ивану Тимофеевичу, он обвинил Бориса в незнании священного писания. Этим незнанием, по его мнению, объясняются неблаговидные дела правителя Российского государства: «Но аще и разумен бысть Борис в царских правлениях, но писаниа божественного не навык и того ради в братолюбии блазнен бываше» 28.
Источники сохранили крайне противоречивые отзывы о личности и деяниях Годунова. Опираясь на них, В. О. Ключевский заключил, что Борис, несмотря на все свои таланты и добродетели, не внушал доверия соплеменникам, и они постоянно подозревали его в двуличии, бессердечии и бессовестности 29. Про Бориса толковали, будто он отравил царя Ивана, убил царевича Дмитрия и царевну Федосью Федоровну, умертвил царя Федора и свою сестру царицу Ирину, сжил со свету жениха дочери; его подручные якобы подожгли Москву, а потом навели на столицу татар и т. д. На совести Годунова было несколько тайных казней. Его причастность к смерти прославленного воеводы И. П. Шуйского более чем вероятна. Но большинство обвинений против него носило фантастический характер. Факт остается фактом: воспитанник опричнины, Борис никогда не делал упор на политику открытого насилия.
Претензии Годунова на обладание короной возникли, вопреки легендам, сравнительно поздно. Переговоры относительно возможного брака Ирины Годуновой с одним из австрийских Габсбургов подтверждают это мнение.
Династические переговоры с венским дворцом получили новое направление с того момента, как в 1592 г. в царской семье родилась дочь — царевна Федосья Федоровна. У правителя были свои виды насчет племянницы. Федосье едва исполнился год, а дядя уже хлопотал о ее будущем браке. В 1593 г. канцлер Щелкалов в доверительной беседе с австрийским послом Н. Варкочем передал австрийскому императору необычную просьбу. Согласно отчету посла, дьяк и некоторые другие советники царя Федора изъявили желание пригласить в Москву одного из австрийских принцев не старше четырнадцати-восемнадцати лет, с тем чтобы обучить его языку, обычаям и нравам страны, имея в виду престолонаследие. Новый династический проект преследовал цель обеспечить трон царевне Федосье. По московским обычаям, женщина не могла царствовать самостоятельно. Именно поэтому правитель и намеревался выписать из Австрии отпрыска Габсбургского дома в качестве жениха для Федосьи.
Читать дальше