Александр Костин - Убийство Сталина. Все версии и ещё одна

Так, что этих исследователей (без всяких кавычек), авторов довольно серьезных книг: «Как убивали Сталина» — Н. Над и «Белые и грязные пятна истории» — И. Чигирина, с полным правом можно поставить во главе вышеуказанных «кругов», которые они тем самым и разорвали. Как мы понимаем, схватка «берияфобов» с «берияфилами» этим самым только обострится и мы будем, наверняка, свидетелями многочисленных трудов представителей обоих «кругов», которые яростно накинутся на лидеров противоположных кланов. Это неудивительно.

Удивительно другое. Почему даже не обсуждается «версия» естественной смерти Сталина, поскольку она становится тем более очевидной, чем острее критикуют друг друга «берияфобы» и «берияфилы»? Дело в том, что версии тех и других настолько неправдоподобны, что, будучи рассмотренными вместе, то есть в сравнении, они просто кричат, что этого не могло быть, «потому что не могло быть никогда». Когда вас убеждают в существовании какого-то события, явления, персоны и т. п., которые не поддаются никакой логике, или просто не лезут ни в какие ворота — то это первый признак того, что этого явления не могло быть по определению.

Ниже дается краткий обзор наиболее известных версий как из круга «берияфобов» (Н. Зенькович, Э. Радзин-ский, В. Карпов, Ю. Емельянов), так и из круга «берияфилов» (Ю. Мухин, Е. Прудникова, С. Кремлев, А. Бушков).

«Смерть Сталина вызвала немало кривотолков и пересудов. До сих пор ходят упорные слухи о ее насильственном характере, о том, что Сталин якобы был отравлен Берией. Эти слухи усилились, когда в 1990 году впервые было предано гласности обвинительное заключение по его делу. В нем, в частности, говорилось, что, изыскивая способы применения различных ядов для совершения тайных убийств, Берия издал распоряжение об организации секретной лаборатории, в которой действие ядов изучалось на осужденных к высшей мере наказания. Еще одно, и весьма существенное, доказательство существования в системе НКВД-МГБ лаборатории, в которой проводились испытания отравляющих веществ. Традиция, начатая Ягодой, нашла достойного продолжателя.

На сегодняшний день историки новейшего времени располагают свидетельствами только двух человек, находившихся рядом со Сталиным в его последние дни. Речь идет о Н. С. Хрущеве и дочери Сталина Светлане Аллилуевой. К сожалению, воспоминаний других лиц, присутствовавших при кончине генералиссимуса, нет. Это в значительной степени затрудняет задачу, ибо только сравнительный анализ свидетельств очевидцев да еще, пожалуй, экспертиза истории болезни позволят установить истину, в которой нуждаются миллионы наших соотечественников, живших на нормированном пайке и без того скудных знаний о своем недавнем прошлом».

Здесь следует уточнить утверждение Н. Зеньковича о том, что только два человека оставили свидетельства о событиях, предшествующих смерти И. В. Сталина. Дочь Сталина действительно оставила письменные свидетельства, но она могла свидетельствовать, по существу, только о затянувшейся агонии своего родителя, не более. Из ее воспоминаний нельзя извлечь какой-либо конструктивной информации, способствующей раскрытию «загадочной» смерти Сталина. Большинство ее рассуждений о своем родителе, выходящих за рамки трех трагических дней, что она провела у его смертного одра, основаны на рассказах и воспоминаниях других людей из окружения Сталина, которые, не в пример его дочери, лучше знали характер его общения с окружающими людьми.

Странным кажется также утверждение автора о том, что: «… воспоминаний других лиц, присутствующих при кончине генералиссимуса, нет». А «легенда Лозгачева»? Это ли не системно «оформленные» воспоминания лиц охраны, «присутствовавших при кончине генералиссимуса»? Тем более, что и сам автор широко использует фрагменты этих «воспоминаний» при анализе причин кончины И. В. Сталина.

«Хрущев приводит немало свидетельств недоверчивости и подозрительности Сталина, которые в последние годы его жизни приняли совсем уж гротескные формы. Перед смертью у него появился прямо-таки маниакальный страх. За обедом он буквально ни до одного блюда не дотрагивался, если при нем кто-либо из присутствующих его не попробует. Он был доведен до крайности — людям, которые его обслуживали годами и были ему, безусловно, преданы лично, не доверял. Никому не доверял.