Альберт Кан - Измена Родине. Заговор против народа

«По мере разбора этих дел, — заявил Гувер, — мы подготовим к отправке второй «Советский ковчег», потом третий и т. д. — столько, сколько понадобится, — и начнем высылать этих людей, не дожидаясь окончания разбора всех дел». [18]

Сотни иностранцев и граждан США были взяты под стражу без ордеров на арест. Полиция врывалась в частные дома, обыскивала их, не имея ордеров на обыск, и увозила с собой личное имущество арестованных. Во многих случаях ни в чем не повинные люди содержались в тюрьме в условиях строжайшей изоляции: им не разрешалось не только обращаться к услугам адвокатов, но и связываться со своими родными и знакомыми.

«Если бы я мог действовать по собственному усмотрению, — заявил секретарь штата Массачусетс Альберт Лангтри, — я бы каждое утро расстреливал во дворе тюрьмы партию арестованных, а на следующий день разбирал бы их дела в суде, чтобы удостовериться в их виновности».

Ура-патриотический писатель Артур Гай Эмпи заявил: «Мы хотим, чтобы патриоты разделались с большевизмом. Необходимые для этого инструменты можно приобрести в ближайшей оружейной лавке. В отношении красных мой лозунг — высылка или расстрел».

Большинство американских газет ничуть не возмущалось террором, беззакониями и насилиями, творившимися во время налетов. Впоследствии журнал «Эдитор энд паблишер» писал в передовой:

«Когда министр юстиции Пальмер предпринял свои так называемые «облавы на радикалов», в Америке нашлось так много газет, одобривших это позорное проявление мракобесия, что репутация американской печати серьезно пострадала».

В качестве примера общего отношения американской печати к этим событиям можно привести передовую «Нью-Йорк таймс» от 5 января 1920 г., в которой говорилось:

«Если кто-нибудь из нас, стремящихся поскорее покончить с красными, когда-либо сомневался в том, что министерство юстиции действует оперативно, твердо и проявляет плодотворную и разумную энергию в деле подавления этих врагов США, то теперь эти сомневающиеся имеют все основания одобрять и приветствовать действия министерства.

Эти облавы — только начало. За ними последуют другие. Министерство будет неустанно и без предупреждений преследовать и вылавливать тех, кто устраивает заговоры против нашего правительства… Оно будет развертывать свою широкую плодотворную деятельность».

Несколько лет спустя журнал «Нью Рипаблик» показал, какой широкий размах приняла эта деятельность министерства юстиции в послевоенный период:

«В ту мрачную эпоху Гувер составил списки, в которые было включено полмиллиона лиц, считавшихся опасными в силу того, что они исповедовали «ультрарадикальные» экономические или политические взгляды или вели «ультрарадикальную» деятельность, другими словами, в эти списки попал один американец на каждые шестьдесят семей. Гувер опередил Гиммлера на 14 лет».

Но Дж. Эдгар Гувер и его сподвижники опередили тайную полицию гитлеровской Германии не только в деле составления огромных проскрипционных списков «опасных граждан». Было и еще кое-что, и притом более страшное.

Хотя обращение с арестованными во время пальмеровских облав было исключительно жестоким, оно бледнеет в сравнении с тем, что этим людям пришлось впоследствии перенести в тюрьмах.

На инсценированных наспех заседаниях Иммиграционного управления, где решался вопрос о высылке арестованных иностранцев, представители министерства юстиции и министерства труда выступали в качестве свидетелей, обвинителей и судей. Перед лицом обвинений в крамольных действиях, выдвинутых разношерстной шайкой шпиков, провокаторов и агентов федеральной полиции, не имея собственных защитников и часто не зная английского языка, арестованные оказывались полностью во власти своих мучителей. Многие, не отдавая себе отчета в своих действиях, подписывали «признания» в том, что они участвовали в заговорах с целью свержения правительства Соединенных Штатов. Другие признавали свою «вину» под пытками. В некоторых случаях, когда арестованные не поддавались запугиванию, их подписи на компрометирующих документах подделывались.

В местных тюрьмах, казармах и так называемых «загонах» заключенные содержались в ужасающих условиях. Все без исключения помещения для заключенных были грязны, переполнены и лишены элементарных удобств. Все заключенные, молодые и старики, мужчины и женщины, зачастую спали на полу без тюфяков и постельных принадлежностей.