Эдвард Радзинский - Иосиф Сталин. Гибель богов

Оба Кобы отечески ласково глядели друг на друга… И во всех других аллеях никуда было не деться от усов моего друга, пересыпанных редкими портретами Ильича. Между Кобами и Ильичами попадались гипсовые скульптуры новых святых, наших советских великомучеников: пионер Павлик Морозов, выдавший чекистам своего отца-кулака и убитый за это. (Семинарист Коба не забыл слова Евангелия: «Кто любит отца и мать более, нежели Меня, не достоин Меня». Только Бог теперь – мой друг Коба.) Напротив Павлика – гипсовый Киров, убиенный за преданность Богу Кобе. Совсем рядом с Кировым – легкомысленно обнаженная гипсовая девушка-физкультурница, крутобедрая, с пышными формами. Вспоминая о темпераменте убиенного, уверен, это соседство было ему приятно. Во всяком случае, гипсовый Киров улыбался…

Наступала полночь. В это время по всей стране начиналась «ночная жизнь». С запасных железнодорожных путей, светя прожекторами, готовились отправиться в лагеря товарные вагоны, набитые тысячами арестованных…

Но в парке гремел карнавал. Разноцветные огоньки, музыка…

Я сел на скамейку. Мимо, хохоча, пробежали счастливые люди в масках, в карнавальных костюмах. Прошел «дядя Сэм» с мешком за плечами, с надписью: «Награбленное у трудового народа», за ним – Кощей Бессмертный с надписью на груди «мировой капитал». «Мировой капитал» тискал девицу в легком сарафане.

В этот момент на мою скамейку опустилась она . Премиленькая девушка в античной тунике. Представилась так: «Ника Самофракийская, или Победа трудового народа над всемирным капиталом».

«Победа» попросила закурить. Затянувшись, развязно сообщила:

– Костюмчик на тебе обалденный и сигареты… я таких еще не курила. Может, заключим трудовое соглашение? Оплата почасовая.

Короче, девица являлась парадоксом: будучи «Победой», она одновременно относилась к побежденным. Ибо проституцию, как объявил нам Коба, советская власть давным-давно победила.

Она назвала цену. Надо сказать, просила много, но пояснила:

– Я ведь плачу за хату.

Что ж, жаднее богатых только бедные. Я отправился с нею. В ее комнате вынул пистолет, сунул ей в рот. Этого было достаточно – заговорила. Конечно же, как и большинство промышлявших в парке красоток, работала на наше ведомство. Ее отправили побеседовать со мной… и потом написать в отчете всё, что они ей продиктуют…

Итак, мне грубо шили дело. Выяснив, я все-таки воспользовался ее услугами. После чего продиктовал ей текст, где подробно описал всё, что у нас с ней случилось. И сколько раз случилось. В заключение просил выплатить ей гонорар, который не заплатил. И подписался.

Домой пришел под утро. Жена спала.

Я долго мылся в ванной и повторял: «Победа трудового народа над Всемирным Капиталом… Вот это и есть конец!» И как идиот хохотал один в ванной комнате.

Назавтра меня вызвали на Лубянку, и я присутствовал на страшном собрании, точнее, на обычном для тех дней. В актовом зале собрались все руководители НКВД. В мертвой тишине заседало это сборище будущих мертвецов…

С речью выступил карлик. Он был страшен. Уже не говорил – истерически кричал тонким голоском! Этакая пародия на речи Гитлера.

Ежов назвал Ягоду современным Фуше… (Карлик с тремя классами образования вряд ли знал о всесильном министре полиции Наполеона! Так что я отчетливо услышал в этом голос друга Кобы.) Дальше было еще интересней.

– Корень ошибок Ягоды зарыт глубоко, – вещал Ежов. И сообщил об удивительном открытии. Оказывается, Ягода, этот сподвижник Дзержинского, на самом деле был с 1903 года агентом царской охранки! И я, и многие старые партийцы знали, что в 1903 году Ягоде было двенадцать лет от роду! Ну и что же, если так нужно партии! Все мы спокойно выслушали эту новость. Более того – радостно. Ведь главное, карлик не упомянул нас!

Но это открытие явилось лишь началом. Далее Ежов сообщил:

– Кто раз протянул палец охранке, у того гестапо забирает всю руку.

Ягода – еще и немецкий шпион! И не он один! Мой вчерашний начальник Москвин-Трилиссер, Горб, Гай… – Ежов выкрикивал имена наших легендарных чекистов – друзей Дзержинского. Все были завербованы подлым Ягодой в шпионы! И все уже арестованы.

Затем он прокричал совсем уж сенсацию. Главный охранник Кобы, довереннейший из довереннейших, Паукер – тоже шпион, завербованный Ягодой. Паукер не только передавал немцам секретные разговоры, которые вел товарищ Сталин. По заданию Ягоды он готовил покушение на нашего любимого Вождя!..