неизвестен Автор - Сборник статей, материалов и документов - Был ли Сталин агентом охранки

ципы политического розыска, так, как его понимал сам Зубатов.

Еремин, уральский казак, окончивший Николаевское Кавалерийское училище, во всех отношениях оказался умным, хорошим офицером, который и воспринял твердо принципы правильной розыскной работы, без "провокаций", без раздуваний, но упорной и систематической, где одним из главных элементов являлась "агентура" с ее "секретными сотрудниками".

Еремин полюбил "агентуру" и, когда понадобился выдающийся офицер для заведывания Охранным отделением в г. Николаеве (на Черном море), Еремин был назначен туда по моей аттестации как вполне готовый для политического розыска жандармский офицер. Когда же летом 1905 г. я был серьезно ранен в Киеве и выведен из строя, по моему представлению Еремин был назначен начальником Киевского Охранного отделения.

Через некоторое время Еремина перевели на службу в Особый отдел Департамента полиции, а в 1908 г. назначили начальником Тифлисского Губернского Жандармского управления, где требовался выдающийся жандармский офицер ввиду хронически запущенного там розыскного дела.

На Кавказе Еремин работал блестяще, завел отличную агентуру среди социал-демократов и разбил действовавшие там революционные партии, особенно партию "Дашнакцютун". Разгром этой последней вооружил против Еремина круги наместника графа Воронцова-Дашкова, и по просьбе наместника Еремин был отозван с Кавказа и взят снова в Особый отдел Департамента полиции.

* * *

Зная отлично, что при первом своем назначении в Особый отдел, из Киева, Еремин привез с собой в Петербург кое-кого из своих киевских "секретных сотрудников", которых по тем или иным причинам он не мог передать своему преемнику, я предполагаю, что и при вторичном переводе своем, в Петербург, Еремин мог взять кого-либо из своих кавказских "сотрудников".

Далеко не все "секретные сотрудники" переходили от одного жандармского офицера к другому "по наследству". Многие отказывались работать при смене начальников. Все зависело главным образом от личных взаимных отношений заведующего розыском с "секретным сотрудником". Отношения Еремина с "секретными сотрудниками" были настолько хороши и человечны, что особенно ценилось при "секретной", с одной стороны, и "подпольной" работе, с другой, что переезд в Петербург кого-либо из кавказских сотрудников вполне вероятен. И

надо думать, что в Петербурге Еремин и передал своего "сотрудника" начальнику Петербургского Охранного отделения, т. к. в то время сам Особый отдел розыска в столице не вел. Это было всецело дело Охранного отделения.

* * *

Прочувствовав и поняв "нутром" все то, что вкратце, со многими умолчаниями, я постарался понятно изложить, -- можно понять и правильно оценить письмо Еремина, о котором идет речь.

Оно категорично -- Сталин был одно время сотрудником политической полиции и на Кавказе и в Петербурге.

Чьим сотрудником? На Кавказе, безусловно, сотрудником самого Еремина. Только о своем сотруднике мог Еремин написать свое письмо. Только про работу "своего" сотрудника мог Еремин дать такую оценку, которая имеется в письме.

Это оценка человека, который сам принимал от секретного сотрудника "агентурные сведения" и сам оценивал их. Помня работу Сталина по Кавказу, правильно оценивая его значение, особенно после вступления его в Центральный Комитет партии, Еремин, как начальник, понимающий и любящий розыск и агентуру, и указывает на Сталина начальнику Енисейского Охранного отделения, не говоря, конечно, что это его бывший сотрудник. Но не является ли письмо Еремина подложным, поддельным? Нет. И своими недоговорками и всей своей "конспирацией" оно пропитано тем специальным розыскным "агентурным" духом, который чувствуется в нем и заставляет ему верить. Это трудно объяснить. Но я это чувствую, я ему верю.

Думаю, что так чувствует и А. П. Мартынов, если Вы показывали ему это письмо.

Этой внутренней правдой письмо и взволновало меня. Я долго не мог успокоиться, прочитав его, когда Вы ушли. Это удивительный документ. Где-то в рассказах кавказцев о Сталине было указано, что его подозревали там, в молодости, в выдаче сотоварищей... Где-то это было...

Но ведь у этой публики из десяти человек -- девять в свое время были предателями... Удивляться нечему.

Подпись на письме -- подпись Еремина. Шрифт машинки -- надо полагать Ремингтон, номер 7, как говорили мы тогда. Эта система в то время была самая обычная в России. Сравнивая шрифт письма со шрифтом различных циркуляров Департамента полиции, что я вручил Вам, нетрудно найти и там шрифт того же Ремингтона.