Федор Синицын - ЗА РУССКИЙ НАРОД! НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ

На созванном в июле 1943 г. совещании кинодраматургов, писателей, кинорежиссеров и актеров глава Госкино И. Г. Большаков выдвинул на первый план тематику, связанную с русским народом. Эта позиция была поддержана другими деятелями искусства. Кинорежиссер И. А. Пырьев говорил: «Как ни странно, но в нашей кинематографии очень мало русского, национального». Драматург А. Штейн отметил, что «русский народ, объединивший вокруг себя весь [советский] народ, имеет право на примат»34.

Особым аспектом в идеологическом служении литературы и искусства было освещение образа Ивана Грозного, который стал одним из наиболее привлекательных для Сталина деятелей русской истории. В июне 1942 г. в Ташкенте состоялась научная сессия Института истории Академии наук СССР, на которой были заслушаны доклады о деятельности Ивана Грозного. Алексей Толстой еще в 1941 г. приступил к написанию пьесы «Иван Грозный» в двух частях. Однако эта пьеса была подвергнута жесткой критике за то, что она «извращает исторический облик одного из крупнейших русских государственных деятелей», «не решает задачи исторической реабилитации Ивана Грозного». Сталин пригласил Толстого на беседу и предложил ему «дать более широкое освещение государственной деятельности и смысла введенной им [Грозным] опричнины». Однако писатель, вольно или невольно, не смог создать достаточно обеляющей характеристики Ивану Грозному. Несмотря на то что Толстой пытался доработать обе части дилогии («Орел и орлица» и «Трудные годы») и в 1943 г. неоднократно просил Сталина разрешить их постановку, этого сделано не было. В результате в сентябре

1943 г. Сталин одобрил сценарий С. Эйзенштейна, где «Иван Грозный как прогрессивная сила своего времени, и опричнина, как его целесообразный инструмент, вышли неплохо»35.

Одновременно была усилена борьба с «охаиванием» России и русского народа. В частности, в конце 1943 г. был подвергнут жесткой критике поэт И. Сельвинский за создание «антихудожественных и политически вредных произведений», в частности за двусмысленные строки в стихотворении «Кого баюкала Россия»:

Предотвращение возможных конфликтных ситуаций между народами СССР также было одной из задач советской пропаганды и цензуры. К примеру, в предисловии к изданной 1943 г. книге А. Мицкевича утверждалось, что Новогрудок в Белоруссии — это «литовский город», а столица Литовской ССР Вильнюс — «центр польской культуры». Первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии П. К. Пономаренко усмотрел в таких утверждениях политическую ошибку и обращал на это внимание в записке, направленной в ЦК ВКП(б)36.

Новые тенденции в национальной политике непосредственным образом проявились в принятом 15 мая 1943 г. решении о роспуске Коммунистического Интернационала. Этот шаг в советской пропаганде объяснялся тем, что «общенациональный подъем и мобилизация масс для скорейшей победы над врагом лучше всего и наиболее плодотворно могут быть осуществлены авангардом рабочего движения каждой отдельной страны в рамках своего государства». Однако первой причиной роспуска Коминтерна было заигрывание с западными союзниками, которым нужно было показать, что произошел окончательный отказ от осуществления «мировой революции». Когда в 1943 г. руководитель Компартии США Ю. Деннис направлялся в СССР, президент США Ф. Рузвельт при встрече с ним заявил, что наличие Коминтерна мешает развитию союзнических отношений. Это понимали и в советском руководстве. Идея о роспуске Коминтерна впервые была выдвинута еще в апреле 1941 г., но тогда она мыслилась как разменная карта в торге с Гитлером37. В 1943 г. важно было как можно скорее добиться укрепления союзнических отношений с западными капиталистическими странами ради расширения их военной помощи СССР. О предстоящем роспуске Коминтерна было объявлено в прессе 15 мая 1943 г., в самом начале Вашингтонской конференции Ф. Рузвельта и У. Черчилля, от которой зависело, будет ли открыт в 1943 году «второй фронт». Этот акт был положительно воспринят в странах Запада, особенно в США, и привел к укреплению отношений этих стран с Советским Союзом.

С другой стороны, Сталину уже к середине 1920–х гг. стало ясно, что установление всемирной коммунистической диктатуры невозможно, если средством к ее достижению будет абстрактный «пролетарский интернационализм». К моменту начала войны созидание могущества Советской страны было возложено на внутригосударственные силы, среди которых не последнее место отводилось Красной Армии. Коминтерн новым курсом на возрождение великой державы отодвигался на второй план, а потом и вовсе стал не нужен38.