Виктор Суворов - Виктор Суворов - Нокдаун 1941. Почему Сталин «проспал» удар?

Опубликованная в 1998 году машинопись за подписью К. В. Семенова правдива. Но не всю правду читателю сообщает. Поэтому и складывается впечатление, что «версия Семенова» (в сборнике документов «1941 год» — «3-е выступление И. В. Сталина на приеме») оборвана на середине. Недосказана. Поскольку в первой части «версия Наумова — Малышкина» не противоречит «версии Семенова», трудно предположить, что оба генерала независимо друг от друга далее исказили смысл откровенного сталинского тоста: «За этот новый этап развития Советского Союза и расширения его границ». Тогда становится совершенно понятно, за что именно предложил 5 мая 1941 г. выпить своим гостям товарищ Сталин, и почему содержание его тоста в послевоенные годы не стоило доверять машинописи, поступившей в архив. Таким образом, свидетельства пленных советских генералов Наумова, Крупенникова, Малышкина, Мазанова не противоречат опубликованной машинописи из бывшего Центрального партийного архива, как в том убежден О. В. Вишлев, а существенно дополняют ее в той части, которую опустил неизвестный составитель. В этой связи нельзя не признать обоснованными выводы московского исследователя В. А. Невежина: «Антигерманская направленность сталинской речи 5 мая 1941 г. в сочетании с апологией Красной армии не оставляла сомнения, что ближайшим военным противником станет Вермахт. Не случайно для ближайшего сталинского окружения все сказанное вождем 5 мая 1941 г. на торжественном собрании и на приеме (банкете) по случаю выпуска слушателей военных академий являлось руководством к действию». [115] Цит. по: Невежин В. А. Указ. соч. С. 279–280.

Отражались ли процитированные сталинские слова (в интерпретации Малышкина) на реалиях времени? Обратимся к свидетельствам других власовцев. Весной 1941 г. приближение войны чувствовали многие из них.

Доцент Московского института народного хозяйства им. Г. В. Плеханова М. М. Самыгин (впоследствии — А. Чайкин, в эмиграции — М. Китаев) в звании младшего лейтенанта был назначен начальником химической службы 436-го стрелкового полка 155-й стрелковой дивизии (I формирования), включенной в 10-ю армию. В начале мая он убыл из Москвы в ЗОВО. [116] Последнее воинское звание в РККА установлено по фотографии на военном билете 1941 г. и записи в послужной карте (п/к). См.: Центральный архив Министерства обороны (ЦАМО) РФ. XI отдел. Картотека учета офицерского состава (КУОС). П/к Самыгина Михаила Михайловича, 1915 г. р. По записи в п/к призван на сборы в 436-й сп 155-й сд 5 мая 1941 г. Взят в плен 31 авг. 1941 г. в р-не Погара Орловской обл. В 1943–1944 гг. — капитан РОА, лит. сотрудник газ. «Заря» (Берлин — Дабендорф). Умер в 1964(?) г. на Цейлоне. В 1950-х годах вот что писал Китаев известному историку Б. И. Николаевскому, жившему в США:

«В конце апреля я и многие мои друзья, и знакомые, тоже офицеры [117] Правильно для 1941 г.: командиры. Среди эмигрантов «второй волны», служивших в РККА (по 1942 г.) и в РОА, было распространено употребление слова «офицер» даже применительно к периоду советской военной службы. запаса, получили повестки, призывавшие нас к очередному, 90-дневному учебному сбору. Как правило, мы проходили подобные сборы всегда при одной и той же дивизии, недалеко от места жительства. На этот раз нас посылали на запад, в совершенно незнакомые части. Политическая обстановка, то есть нависшая угроза внешнего вторжения, была ясна каждому. Уезжая и прощаясь с близкими, мы делали это в ожидании близкого развития событий. Таковы же были обстановка и настроения в Зап [адной] Белоруссии. Барановичи, [118] По состоянию на 30 мая 1941 г. здесь дислоцировался штаб 436-го сп 155-й сд. Белосток, Волковск, Брест, где мне пришлось побывать в первую половину мая месяца, представляли собой вооруженный лагерь, готовый к оказанию сопротивления в любую минуту. В районе Бреста и Ломжи часть расквартированных войск ночевала в окопах. Отпуска были отменены, части занимались непрерывными учениями, и очень редко нам удавалось ночевать в казармах. Большинство времени мы проводили в поле, ночуя под повозками. В это время мне пришлось близко познакомиться с людьми, доверенными мне. Все отлично понимали, что сегодня-завтра придется начать совершенно новую жизнь — войну, и присматривались друг к другу. Солдаты представляли собой в огромном большинстве вновь призванные контингенты, плохо обученные и еще не обстрелянные. Среди них были, однако, вкраплены дивизии и полки, переброшенные из Финляндии, прошедшие там суровую «зимнюю войну». Они как бы цементировали огромную массу плохо обученных войск. Мне посчастливилось попасть именно в такую кадровую дивизию. [119] 436-й сп в составе 155-й сд участвовал в советско-финляндской войне 1939–1940 гг. (1-й ск 8-й армии, действовавшей на Петрозаводском направлении). Командование стремилось в короткий срок создать из полуобученных масс боеспособные войска. Почти каждое учение, в том или ином виде, связывалось с боевыми стрельбами, часто практиковалось движение за огневым валом. При этом были потери, правда, небольшие. На это смотрели легко: цель оправдывает средства. Патронов и снарядов не экономили: чувствовалось, что игра кончилась и надо за дело браться серьезно. Присматриваясь к своим подчиненным, я отметил два основных пункта в их настроениях: