Себастьян Хаффнер - Соглашение с дьяволом. Германо-российские взаимоотношения от Первой до Второй мировой войны

Как известно, они оба ошиблись. Англия и Франция объявили Германии войну (к разочарованию Гитлера), но военный действия на европейском континенте через три четверти года уже снова закончились (к разочарованию Сталина). Франция не сражалась — ни наступательно, пока германская армия была занята захватом Польши, и даже, по правде сказать, ни оборонительно, когда Германия девять месяцев спустя напала на Францию. А Англия все еще не была готова к сражениям.

Летом 1940 года руки у Гитлера снова были свободны — хотя Англия стойко отвергала (к новому разочарованию Гитлера) признание его континентальных завоеваний и отказывалась заключать мир. Безусловно, Англия была серьезной угрозой, по крайней мере в ближайшие год-два, тем не менее она ни разу не была для Гитлера серьезной помехой. И таким образом он смог уже летом 1940 года вернуться к своей прежней основной идее, бывшей подлинной целью его жизни и стремлений, от которой его за год до этого временно отвлекли упрямство Польши и неразумность Англии: к великому военному походу в Россию.

Уже 2-го июня 1940 года в штаб-квартире группы войск «А» он снова говорил о том, что скоро «его руки наконец будут свободны» для его «великой и подлинной цели: столкновения с большевизмом». 30-го июня на ту же тему Гитлер говорил начальнику Генерального штаба Гальдеру: вероятно, потребуется только лишь «демонстрация», прежде чем Англия даст возможность все силы обратить на Восток. Уже 21 июня он поручил Генеральному штабу «начать заниматься русской проблемой». А 31 июня он держит первую большую речь о грядущей войне с Россией с главнокомандующими родов войск вермахта. В качестве главной цели Гитлер обозначил на этой конференции «уничтожение жизненной силы России», в качестве даты начала военного похода было намечено 15 мая 1941 года (для осеннего военного похода стало уже слишком поздно, зимний же военный поход был исключен).

Если детально отслеживать деятельность Гитлера во второй половине 1940 года, то порой приходится с усилием напоминать себе, что он тогда вел войну еще не с Россией, а с Англией. Сконцентрированное усердие, даже одержимость, с которой он в это время работал над своими планами в отношении России, особенно бросается в глаза по сравнению с небрежностью, рассеянностью и равнодушием, с которыми он брался за различные проекты по войне с Англией и вновь их отставлял.

В эти полгода и еще вплоть до весны 1941 года между Берлином и Москвой были всякого рода дипломатические трения, раздражения и недовольства. Немецкие и русские интересы зимой и весной 1941 года несколько раз вступали в конфликт, особенно вследствие событий на Балканах, куда армии Гитлера были втянуты вследствие неудачного греческого приключения Муссолини.

Историческая наука пристально исследовала эти ссоры и иногда сама себя ими запугивала. Существуют толстые книги, которые создают впечатление, что германо-русской войны можно было бы избежать, если бы Сталин в 1940 году оккупировал только лишь Бессарабию, а не захватил бы также и Северную Буковину, или если бы Молотов при своем посещении Берлина в ноябре несколько меньше затрагивал вопросы Финляндии, Болгарии и турецких проливов. Это называется — не видеть леса из-за деревьев. Намерение Гитлера вести войну на уничтожение против России не имеет вообще ничего общего со всеми этими спорами; ни один из них также не представляет даже отдаленно причин войны, и вообще все они самое позднее к апрелю 1941 года были разрешены в пользу Германии, и Россия этим удовлетворилась.

Если это тем не менее длилось четыре с половиной месяца, пока не состоялось окончательное решение Гитлера о войне — от первых планов 31 июля до 18 декабря 1940 года, даты «Директивы Барбаросса» — то это имело совсем иные причины. Что заставляло Гитлера затягивать принятие решения, то была исключительно злосчастная война с Англией, которая все еще висела у него на шее.

Гитлер любил порядок. Снова и снова в его сочинениях он говорит о том, что секрет успеха — это концентрация сил (в чем он вообще был прав), что все силы следует направить на текущую задачу или частную задачу и никогда не пытаться делать два дела одновременно. В своей политической практике он до этого всегда жестко придерживался этой правильной мысли, и поэтому все у него получалось. И теперь, в наиважнейшем деле из всех, в решающий момент его жизни, он должен отклониться от этого правила и взяться за свою «величайшую истинную задачу», в то время как другая оставалась незавершенной?