Владимир Козлов: Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985 гг.

Вот и весь урок, который руководители государства извлекли из трагической истории Новочеркасска.

Свержение Хрущева не вызвало недовольства в стране. Напротив, люди были довольны. Они жаждали стабильности и спокойствия.

Но смена эпох означало и другое.

Хрущев веру в возможность переустройства жизни на более справедливых началах сохранил и в конце жизни. После его отставки в руководстве стране остались только прожженные циники. И эта отрава пропитывала общество.

«Власть, — справедливо пишет В. Козлов, — теряла идейных и убежденных сторонников, то есть именно тех, кто долгие годы обеспечивал ее прочность и стабильность. На стороне режима в ситуациях, подобных новочеркасской, могли оказаться лишь циники, приспособленцы и конформисты, либо люди подневольные, вынужденные выполнять приказ, на худой конец — легко внушаемые и одураченные пропагандой.

На их поддержку в критический момент рассчитывать не приходилось — не станут вмешиваться, а то и предадут».

Верно. Ни общество, ни армия не пожелали спасти императора в феврале 1917 года, никто не пришел на помощь советской власти в августе 1991 года.

В. Козлов ставит в книге очень важный вопрос. Почему пик массовых выступлений против власти пришелся на хрущевские годы, а при Брежневе общество словно успокоилось? Ответ на него позволяет выявить предгрозовые симптомы и аналогии.

С одной стороны, КГБ получил невиданную власть над страной. Хрущев сокращал чекистов, Брежнев позволил Андропову воссоздать всеобъемлющую структуру, существовавшую при Сталине. С другой, власть «подкупала» народ — росла заработная плата, потому что Брежневу (как и Путину) страшно повезло. Начался экспорт нефти и газа, в страну потоком потекли нефтедоллары. Добыча нефти в Западной Сибири за десять лет, с 1970 по 1980 годы, увеличилась в десять раз, добыча газа — в пятнадцать.

Появление нефтедолларов совпало с потерей Брежневым интереса к решению серьезных экономических проблем. Примерно то же самое происходит и сейчас.

Комитет госбезопасности рождал не смертельный, как когда-то, но все равно страх. Более открытая партийная власть не была такой страшной. Партийным чиновникам можно было попытаться что-то доказать. С тайной же властью спорить невозможно. Человека признавали преступником, но это делала невидимая власть. Оправдываться, возражать, доказывать свою правоту было некому и негде. КГБ никогда и ни в чем не признавался.

Но масштаб и накал репрессий определялись волей генерального секретаря. А Брежнев лишней жестокости не хотел. Писателю Константину Симонову он сказал:

— Пока я жив, — и поправился, — пока я в этом кабинете, крови не будет.

Диссидентов сажали по двум статьям уголовного кодекса. Более жесткая 70-я статья была принята при Хрущеве и называлась «Антисоветская агитация и пропаганда». Она предполагала суровое наказание: лишение свободы на срок от шести месяцев до семи лет. Вдобавок отправляли еще и в ссылку на срок от двух до пяти лет. Если предъявить обвиняемым было нечего, суд мог удовлетвориться просто ссылкой. Антисоветская пропаганда признавалась «особо опасным государственным преступлением».

При Брежневе, 16 сентября 1966 года, указом президиума Верховного Совета РСФСР в уголовный кодекс ввели статью 190-ю, более мягкую, которая устанавливала уголовное наказание «за распространение в устной и письменной форме заведомо клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Наказание — лишение свободы до трех лет или исправительные работы до года, или штраф до ста рублей. По этой статье сажать можно было кого угодно.

Обвиняемых по 70-й и 190-й статьям чекисты посылали на экспертизу в Институт психиатрии имени В. П. Сербского. За двадцать пять лет экспертизу прошли триста семьдесят человек, обвиняемые по этим двум статьям.

Если врачи соглашались с представителями КГБ, то вместо суда обвиняемого отправляли на принудительное лечение. Условия содержания в таких медицинских учреждениях были столь же суровыми, как и в местах лишения свободы. Принудительные медицинские процедуры — мучительными и унизительными. А для КГБ было удобнее объявить человека шизофреником, чем судить как врага советской власти.

Сколько же в стране было диссидентов, с которыми сражался огромный аппарат госбезопасности?

В 1976 году отбывал наказание 851 политический заключенный, из них 261 человек сидели за антисоветскую пропаганду. В стране насчитывалось 68 тысяч (!) «профилактированных», то есть тех, кого вызывали в КГБ и предупреждали, что в следующий раз они будут иметь дело со следователем, им будет предъявлено обвинение, а за этим последует суд и лагерь.