Татьяна Окуневская - Татьянин день

Майор и лейтенант сажают в легковую машину, садятся по бокам, на переднем сиденье - женщина в штатском, видимо, врач, наблюдает за мной в зеркальце водителя - все, как при аресте...

За закрытыми занавесками - Москва, неужели я когда-нибудь пойду по ее улицам... играю полное спокойствие... загремели железные ворота, проглотившие миллионы: в четвертый раз Лубянка... арест, в лефортовский холодильник и обратно... в Бутыр-скую пересылку и обратно - отчий дом.

Тот же начальник санчасти полковник "Тайрон Пауэр", с теми же ресницами и глазами садиста, только теперь он не прячется, а сам выслушивает меня.

Камера No 10, направо наша с Нэди No 14, только Нэди там нет.

В четвертый раз встречусь с Макакой, в его глазах - моя судьба, хотя раз он и ошибся: когда меня вернули из Бутырской тюрьмы, он думал - на свободу, он же не мог знать, что его величество Абакумов захочет лицезреть меня еще раз, а потом, увидев запись в тюремной книге, вообще ничего не понял - такого не бывало...

Дежурит ли он... здесь ли он еще... за шесть лет столько воды утекло...

Тюрьма не набита, как в сорок восьмом, но свято место пусто не бывает слышу шаги во всех камерах, чувствую дыхание людей за дверями. Странно непривычная тишина, по ночам никого не вызывают на допросы.

Обход.

Макака.

Какой свет, огонь надежды, счастья полыхнул на меня. Господи! Что же это такое... чужой человек, роднее родных, твоя вторая половина, как же такое может быть: чекист, убийца, с мышлением гориллы... что же это... великий, человеческий талант жить, он может все, он вечен, от него жизнь на Земле...

Щелчок ключа.

- На допрос.

Передо мой в легкой, белой рубашке плотный большой мужчина с человеческим лицом и человеческими глазами - необычно, не соответствует кабинету.

- Полковник Рублев Иван Федорович. Вас вызвали для пересмотра дела. Я ваш следователь. Как вы себя чувствуете и почему вас сняли с поезда в Горьком?

Входит еще полковник. Здоровается!

- Познакомьтесь, это ваш прокурор, он будет наблюдать за пересмотром дела.

Тюрьма другая, чужая, такими, наверное, и должны быть тюрьмы: если страну можно узнать по вокзалам, то уж по тюрьмам - безошибочно... что происходит там, за стенами... что изменилось... мне почти открыто говорят о свободе, но ведь тогда в "Матросской" я была тоже почти дома... во второй раз этого не пережить... как теперь себя вести, чтобы не навредить... Рублев не в мундире, не из-за адской жары, а, может быть, чтобы не пугать меня... что же он такой тонкий... изучил меня... или это опять какой-то подход... "на сей раз обязательно пейте лекарства", значит, в том, в каком-то тюремном деле есть и про это... или говорил с "Тайроном Пауэром" после моего осмотра... если бы было возможно поговорить с Макакой... с Рублевым... узнать, в чем настоящая суть моего дела... за что я действительно сижу, здесь подводят кого угодно под какую угодно статью... моя 58.10 - нейтральная, ее дают всем, у кого нет настоящего дела... я сижу за то, что не вписывалась в их среду... мыслила не так, как они... вела себя независимо... когда в очередной раз перед каким-то мероприятием или награждением передо мной опустился шлагбаум, один мой друг сказал: "Вы слишком засияли на довольно тусклом небосводе, им это не нужно и не нравится..."

Рублев... ничего себе: гэбэшник - однофамилец монаха... странно, что здесь все Сидоровы, Николаевы, Ивановы... что это - псевдонимы?.. ни одной еврейской или иностранной фамилии...

Хоть и не бдим по ночам, но часами сидим с Рублевым: перед ним том сочиненных Соколовым протоколов, и теперь Рублев, как червь, копошится в них, сверяет мои подписи, "сказала - не сказала", "говорила - не говорила", "думала - не думала", "подразумевала - не подразумевала" - бессмыслица. Мне становится плохо, из-под земли появляется врач с лекарством, и тогда Рублев отпускает меня в камеру.

Камера в полдень - раскаленная сковорода, пекло, и мне разрешили в эти часы ложиться на прохладный пол. Только у Рублева в кабинете можно дышать, нет солнца, сквозняк, а если Рублева нет, то меня сажают в комнате перед его кабинетом, он начальник какого-то большого отдела, там сидят две женщины, очень корректные, которые делают вид, что меня в этой комнате нет...

Сколько же это будет длиться теперь: опять одиночка, опять все та же тюрьма, свобода - призрак, проплывающий мимо, не могу обнять детей, Алешу, одиноко... пустота...

- Татьяна Кирилловна, что с вами происходит, и дело не в сердце! Вы таете на глазах! Что я могу сделать, чем поддержать вас? Потерпите еще немного, вы столько терпели, я должен очистить вас от всего, дело ваше должно быть без сучка без задоринки, мало ли что может опять случиться, вы же не знаете, что это опять целый процесс, я должен найти свидетелей, сделать очные ставки...