Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

Начало 1927 года ознаменовалось для политики Политбюро некоей мучительной двусмысленностью, которая вскоре переросла в неприкрытую растерянность и дезориентацию. Весной линия Политбюро потерпела двойное поражение: внутри страны, где выяснился окончательный провал политики ценового нажима на деревню, и на международной сцене в результате унизительных скандалов в Англии и сокрушительного поражения в Китае. Как тогда острили по аналогии с 1904 годом, Кантон для большевиков стал «Мукденом». Все это на время ослабило нажим на левую оппозицию. Троцкий был вновь возвращен в Главконцесском и дело дошло до того, что редакция «Большевика» сочла возможным поместить дискуссионные статьи Преображенского и Смилги, которые жестоко издевались над Бухариным и Микояном, одержавшими такую блестящую «победу» над оппозиционерами, обвинявшимися в политике повышения цен, а в результате сами привели к громадному раздвижению ценовых «ножниц».

Наиболее нетерпеливая часть эмиграции описывала состояние недовольного общества в Союзе и ставила утешительные для себя, но фантастические диагнозы о близкой кончине сталинской группировки и, что совсем невероятное, победы Троцкого. Еще 27 мая 1927 года «Тревоги и надежды» правокадетской газеты «Руль» сошлись в нетерпеливой уверенности в том, что «положение создалось такое, что уже можно и нужно думать о том, кто будет наследником советской власти». П.Струве в «Возрождении» от 24 мая высказывал сомнение в возможности быстрых перемен в СССР. Однако и он «ясно видел», как «советчина приближается к своему неизбежному концу». Оппоненты режима, как правило, в своих прогнозах ошибаются во временных рамках его существования. Они остро чувствуют недостатки и противоречия общественной системы, но точно так же, как и апологеты, не до конца понимают ее объективное содержание и не видят масштаба тех задач, которые данная система при всех своих противоречиях призвана решить. Только тогда, когда эти задачи выполнены, наступает пора обострения имманентных противоречий социальной системы и снятия отношений при сохранении достигнутого уровня вещественного развития.

Вначале, с 1923 года борьба среди наследников Ленина происходила в среде посвященных, в тайниках высших учреждений, затем Троцкий попытался перенести ее в более широкие партийные аудитории. В 1925 году «новая оппозиция» придала борьбе совершенно невиданный со времен дискуссии о профсоюзах охват и масштаб, чем ускорила свое устранение от участия в руководстве страны. Однако, сплотившиеся левые не склонили знамен и в 1926 году развили подпольную работу в партии, появились намеки на «теневой» фракционный аппарат в недрах нового троцкистско-зиновьевского блока. Наконец, обессилев безответно биться в кулуарах охваченной Сталиным партийной структуры, левые оппозиционеры, ободренные кризисом 1927 года, решили искать опоры в массах. Затишью пришел конец. 9 мая Зиновьев, выступая на формально непартийном собрании, посвященном дню печати, обратился с апелляцией к беспартийным против партии и ее руководящих органов, тем самым, нарушив «все традиции большевистской партии и элементарную партийную дисциплину» [773].

Политика вышла на улицу. Подхватив почин Зиновьева, 9 июня Троцкий выступил на демонстрации, устроенной оппозицией на Ярославском вокзале под предлогом проводов Смилги, получившего ссыльное назначение на Дальний Восток. При этом пылкие обличительные речи лидера оппозиции слушали не только оппозиционеры, но и случайная публика, находившаяся на вокзале. Смысл речей был один: долой сталинскую диктатуру, долой Политбюро. Тысячная толпа, горячие аплодисменты — все это было так близко бывшему кумиру революционной толпы. После этого на июньском заседании Президиума ЦКК Троцкий выдвинул «совершенно неслыханные клеветнические» обвинения партии в термидорианстве [774], как было отмечено в постановлении ЦК-ЦКК.

Обвинения, кстати сказать, были давно «слыханные». Почти два года назад секретарь ленинградского губкома партии сторонник Зиновьева Залуцкий уже открыто выступил с обвинениями сталинского большинства в ЦК в перерождении и термидорианстве. Однако только Троцкому было дано возвысить их звучание до нужного принципиального уровня, достигающего «ушей» политаппарата.

Странно и вместе с тем типично для 1920-х годов переплелись судьбы этих двух незаурядных людей. Во время гражданской войны комиссар Залуцкий был едва не расстрелян по приказу Троцкого за побег семи офицеров на Восточном фронте. В 1921 году получило скандальную огласку дело об аресте секретарем Президиума ВЦИК Залуцким часового в Кремле за нарушение устава гарнизонной службы. Троцкий на Политбюро обвинил Залуцкого в том, что он «закомиссарился». Залуцкий в ответ попросил снять его с ответственной работы и отправить к станку: «Я русский квалифицированный рабочий, там я выработал свою революционную гордость и свое пролетарское самолюбие, там я не закомиссаривался, тогда туда и прошу вернуть меня». Залуцкий назвал коменданта Кремля «комендантом Троцкого» [775].