Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

Осенью 1923 года, когда в стенах Цека началась практическая работа по созданию номенклатурного списка, в составе его аппарата появилась особая комиссия для просмотра списка военных работников, отличавшаяся более чем активной деятельностью [604]. Ее целью являлась подготовка полной и безоговорочной капитуляции Реввоенсовета Республики перед волей аппарата ЦК партии. В намеченный список должностей и военных учреждений, по которым назначение и смещение должно производиться по постановлению ЦК партии, входило все высшее руководство Военведа: 1) члены РВСР, командующие и члены РВС фронтов, округов, армий и корпусов; 2) комиссар штаба РККА; 3) комиссары и начальники корпусов и дивизий; 4) начальники политических отделов фронтов, округов, армий, дивизий; 5) начальники и военкомы главных управлений РККА; 6) военкомы академий; 7) окружные прокуроры и председатели трибуналов [605].

Орденская политика Сталина строилась в противоположность традициям европейской социальной сегрегации, известных по формуле «вассал моего вассала — не мой вассал». В новой системе государственного абсолютизма все уровни любой отраслевой вертикали должны были стать вассалами универсального партийного суверена.

В сентябре тройка Сталина, Зиновьева и Каменева приступила к устранению самого Троцкого от управления военным ведомством. Вначале намечалось расширить состав Реввоенсовета, чтобы Троцкий оказался там в меньшинстве. На следующем этапе планировалась перестройка управления военным наркоматом и пересмотр его личного состава и, в конечном счете, все должно было завершиться снятием Троцкого с поста наркомвоенмора. 25 сентября на очередном пленуме ЦК тройка предложила расширить состав РВСР, причем все новые члены Совета были противниками Троцкого, в том числе и сам Сталин. Троцкий в ответ на это произнес гневную речь по адресу интриганов, которые хотят устранить его от руководства революцией, и решил драматически буквально хлопнуть дверью. Как описывает свидетель этой сцены Б.Бажанов, заседание пленума происходило в тронном зале царского дворца, где дверь была огромная и массивная. Троцкий потянул ее, дверь поплыла медленно и торжественно. В тот момент следовало сообразить, что есть двери, которыми хлопнуть нельзя. Но Троцкий в своем возбуждении этого не заметил и старался изо всех сил ею хлопнуть. «Замысел был такой: великий вождь революции разорвал со своими коварными клевретами и, чтобы подчеркнуть разрыв, покидая их, в сердцах хлопает дверью. А получилось так: крайне раздраженный человек с козлиной бородкой барахтается на дверной ручке в непосильной борьбе с тяжелой и тупой дверью. Получилось нехорошо» [606].

Троцкий в эмиграции очень сдержанно относился к такому злому обличителю Сталина, как бывший помощник генсека и секретарь Политбюро Бажанов. Изгнанный принципал мог бы вполне солидаризироваться с человеком, обманувшим и «разоблачившим» ненавистного Сталина, однако он, по всей видимости, не мог простить ему этого уничтожающего сравнения. Троцкий, как оратор и стилист, вполне понимал сокрушительное значение меткого образа, которым Бажанов пригвоздил его, Троцкого, к тем дверным скрижалям.

Нэп сильно повлиял на партию в смысле ее духовного разложения. После 1921 года она стала далеко не той, чем была в октябре 17 года. Развал военно-коммунистической идеологии вверг старых партийцев в грех сомнения, новые партийные призывы несли с собой в ряды РКП(б) настроения циничного карьеризма и стяжательства. Партия превратилась в огромную организационную силу, но все более напоминала компанию по эксплуатации страны. Убежденный коммунист стал редким явлением, исчезло духовное единство. Партийные «верхи», номенклатура расслоилась на несколько частей. Одна осталась на политической работе, другая — ушла в дела хозяйственные и, чтобы удержать последних от соблазнов нэпа, особое значение приобрела третья группа, составлявшая разветвленный контрольный аппарат, надзиравший за благонадежностью доверенных лиц партии. В подобных условиях внутрипартийная борьба не могла, просто не имела права не обостриться. Преодолеть этот разброд можно было только путем реанимации мобилизационной идеологии, укрепления единого кадрового аппарата и возвышения корпоративного интереса. Все это постепенно сформировалось к концу 1920-х годов.

Важным мотивом советской жизни осенью 1923 года стал Германский Октябрь. Празднование шестой годовщины Октября намечалось проводить без кумачовых эффектов, как боевой день. Как полагало партийное руководство, к тому времени совершенно выяснилось, что пролетарский переворот в Германии «не только неизбежен, но уже совершенно близок» и «все говорит о том, что ближайшие судьбы Германии решатся в течение ближайших месяцев, а может быть и недель» [607]. Цека дал лозунг на места: Октябрьская революция в России — первый удар по капитализму. Еще более могучий удар — победоносная пролетарская революция в Германии! Вместе с этим осень принесла заметное обострение политической жизни в стране. До поры донесения секретарей провинциальных губкомов больше содержали полусонный экономический анализ, но с октября резко вверх пошла политическая тематика. В том числе в связи с Германией. Рабочий люд отвлекся от самогона и активно пошел слушать доклады о международном положении. Повышенный интерес к германским событиям ставил в тупик докладчиков, которым вполне серьезно задавали вопросы, а нельзя ли поехать в Германию и поступить в красные сотни?