В юные годы у Петра появилась еще одна страсть — военное дело. Началось это еще в детские годы с игрушечных пистолетов и пушек, луков и стрел. Позже на смену игрушечным пушкам и пистолетам пришли настоящие, и Преображенское мало-помалу стало превращаться в военный городок. Сверстники Петра составляли потешные роты, обучавшиеся настоящему военному делу-с пушечной пальбой и стрельбой из пистолетов. Потешные роты потом преобразуются в Преображенский и Семеновский полки и станут вооруженной опорой молодого царя.
Более всего Петра влекло морское дело. Современников и потомков всегда удивляло, как Петр, живя в Преображенском, никогда не видев не только моря, но и большого озера, так пристрастился к морскому делу, что оно оттеснило на второй план все прочие увлечения. Рассказывают, что истоки этой страсти связаны со знакомством с астролябией, а также со старым ботиком, валявшимся в каком-то сарае. Достоинство этого ботика состояло в том, что паруса на нем были устроены так, что позволяли плавать против ветра.
Обучение плаванию на ботике происходило на Яузе, узенькой речушке, в берега которой «судно» то и дело упиралось. Поиски большой воды, где в полной мере можно было овладеть искусством управления ботиком, привели шестнадцатилетнего Петра на Переяславское озеро.
Мать царя, женщина недалекая, но горячо любящая сына, решила остепенить его и лучшим способом для этого считала женитьбу. Семнадцатилетнему Петру она подыскала невесту и быстро женила его. Супругой царя стала красавица Евдокия Лопухина, воспитанная в старомосковском духе, ограниченная настолько, что не могла постичь ни характера своего супруга, ни его чаяний и устремлений. Она была неспособна делить с ним ни радости, ни печали, ибо жила в мире иных понятий и представлений, совершенно чуждых молодому царю. Именно поэтому размолвка между супругами наступила очень скоро — через месяц после свадьбы Петр, оставив в Москве молодую жену, отправился на полюбившееся ему Переяславское озеро.
Петр женился после Ивана. Таким образом, оба царя оказались женатыми, т. е. по представлениям того времени достигли совершеннолетия и более не нуждались в опеке Софьи. Но Софья не имела намерения расстаться с властью. Среди ее сторонников выделялся нетерпимостью глава Стрелецкого приказа Федор Шакловитый, составивший план уничтожения и Петра, и его матери, с тем чтобы страной, как настоящая царица, правила Софья. Среди стрельцов, поддержавших Софью, велись разговоры о том, как будут развязываться события:
— Как я к патриарху войду в палату и закричу, и он у меня от страху и места не найдет, — рассуждал один из них.
Другой заметил:
— Надобно нам уходить медведицу царицу Наталью.
— А за нее вступится сын, — возразил собеседник.
— Чего и ему скучать? За чем дело стало? — последовал ответ.
Самые решительные из стрельцов предлагали убить царя, бросив в него гранату или подложив ее в сани. Другие находили удобным зарезать его во время тушения пожара — Петр любил гасить пожар, и заговорщики были уверены, что он обязательно там появится.
От разговоров надо было переходить к делу, но, сколько Шак-ловитый ни призывал начать действовать, призывы повисали в воздухе. Не помогли даже хитрости, призванные вызвать озлобление стрельцов против Петра и Нарышкиных.
Ночью подьячий Матвей Шошин, такой же богатырь, как и Лев Кириллович Нарышкин, в сопровождении вооруженных людей разъезжал по улицам Москвы, хватал подвернувшихся стрельцов и нещадно избивал их.
Один из спутников Шошина вопил:
— Лев Кириллович, за что бить до смерти! Душа христиан-Потерпевших доставляли в Стрелецкий приказ, и те, введенные в заблуждение маскарадом, тем более что Шошин был одет в такой же белый атласный кафтан, какой носил Лев Нарышкин, показывали, что стали жертвами бесчинств одного из Нарышкиных.
Отношения между двором в Кремле и двором в Преображенском мало-помалу накалялись и обострились настолько, что достаточно было любого повода, чтобы дать выход накопившейся ненависти. Такой повод представился, в ночь с 7 на 8 августа, когда сторонникам Петра из стрельцов показалось, что в Кремль были вызваны полки, чтобы двинуться в Преображенское и там расправиться с Петром и его потешными солдатами.
Царь не на шутку перепугался. Когда ночью ему сообщили о движении стрельцов в. Преображенское, он вмиг соскочил с постели, побежал в рощу и сидел в кустах до тех пор, пока ему не принесли верхнюю одежду. Он сел на коня и в сопровождении двух-трех человек остаток ночи и утро мчался в Троице-Сергиеву лавру, где за толстыми монастырскими стенами намеревался найти спасение.
Читать дальше