Александр Сенкевич - Елена Блаватская

В свой круг она еще включала вольных птиц, а также чучела различных животных, находящихся в бабушкином музее. Голуби ворковали ей интересные сказки. Чучела рассказывали невероятные истории из собственной жизни. В их компании она находилась бы с утра и до вечера, если не было бы других дел.

Леля слушала голоса неживых предметов: фосфоресцирующих пней, лесистых холмов, придорожных камней, деревьев, рек и озер. По вечерам она укладывала спать голубей, как это описывалось в любимой ею книге «Мудрость Соломона», и голуби на ее руках в самом деле успокаивались, — во всяком случае, становились как бы одурманенными.

Осенью и зимой дети жили в городском доме, а ближе к лету перебирались на губернаторскую дачу.

Блаватская с детских лет, по-видимому, верила в перевоплощение, как нынче говорят, в реинкарнацию. Возможно, тому способствовали русские сказки, которые рассказывала старая няня и в которых люди легко и естественно превращались в зверей, становились оборотнями. Верила она и в ковры-самолеты, в общение на расстоянии через волшебное зеркало и в возрождение из мертвых с помощью живой воды. Сказки, на ее взгляд, как нельзя более точно и правдиво отражали действительно происшедшие события. Другое дело, что в старину люди, которые владели магическим искусством, так называемые волшебники, встречались почти на каждом шагу. Теперь же остались единицы, которые скрывались в каких-то укромных местах.

В качестве доказательств своей правоты, как вспоминала сестра Вера, Елена Петровна указывала на столетнего старца, жившего в лесном овраге неподалеку от их дачи. Как говорили люди, этот старец по прозвищу Бараниг Буряк был настоящий ведун и знахарь. Он занимался врачеванием, ставя на ноги безнадежно больных. Лекарством служили полевые и лесные травы, целебные свойства которых он досконально знал.

Об этом старце ходили слухи, что он умеет предсказывать будущее. Жил тайновидец скромно, в отапливаемой по-черному избушке. Когда же появлялся на людях, увешанный с ног до головы роями пчел, то представлял сногсшибательное зрелище. Казалось, Бараниг Буряк выучил пчелиный язык, а монотонное жужжание воспринимал, как осмысленную речь.

Для Блаватской старец был толкователем языка птиц, животных, насекомых. Она усердно вслушивалась в его бормотание. Старец тоже привечал девочку. Часа два-три в день Леля проводила у него, была на побегушках: то принесет старцу воду, то отроет коренья целебных растений, то растопит печку. Она присматривалась к приготовлению лекарств, запоминала, какая трава от чего лечит.

Дворня Фадеевых уверяла барышень, что старец спятил и несет бог знает что, но девочки только отмахивались; и мало-помалу между ними и старцем установилось взаимопонимание. Он не раз предсказывал Леле завидную судьбу. Вера вспоминала позднее его слова: «Эта маленькая барышня совсем отличается от всех вас. Большие события ожидают ее в будущем. Жаль, что я не доживу до того, чтобы увидеть исполнившимся предсказанное мною, но оно исполнится обязательно».

С помощью старца Леля надеялась увидеть вещие сны. Но что могли дать эти сны маленькой фантазерке, которая грезила наяву и вольготно чувствовала себя в подземных таинственных галереях дома, где находились, как она рассказывала, кости доисторических чудовищ и где под наблюдением жившего в подвале дома преданного ей горбуна хранились помогающий восстановить утраченную молодость бальзам, приготовленный из растертых язычков ядовитейших змей, а также дрова, нарубленные магами Востока и дарующие вечное тепло, не говоря уже о множестве других престранных волшебных вещей.

Ни сестра Вера, ни юная тетя Надежда не осмеливались ей возражать. Они боялись ее каталепсических припадков, когда она на время казалась окоченевшей: кожа у нее становилась нечувствительной и закатывались глазные яблоки.

Ее предвидения и предчувствия тревожили, заставляли насторожиться.

Однажды она уверила мальчишку, встретившегося на берегу реки, что его защекочут русалки, и он взаправду утонул.

Леля пыталась шутками издеваться над глупостью, но вызывала в ответ только ненависть и страх.

Ее племянница, Н. В. Желиховская, сумела оценить смешливый характер Блаватской: «У тети была удивительная черта: ради шутки и красного словца она могла насочинить на себя что угодно (и про мальчишку тоже? — А. С.). Мы иногда хохотали до истерики при ее разговорах с репортерами и интервьюерами в Лондоне. Мама (В. П. Желиховская. — А. С.) ее останавливала: «Зачем ты все это сочиняешь?» — «А ну их, ведь все они голь перекатная, пусть заработают детишкам на молочишко!» А иногда и знакомым своим теософам в веселые минуты рассказывала, просто для смеха, разные небывальщины. Тогда мы смеялись. Но из-за людской тупости, которая шуток не понимает, произошло много путаницы и неприятностей».