Роман Белоусов: Вещий Авель

Несмотря на сумасбродство бедного монаха, стоявшего перед грозным судилищем, было в речах его что-то необыкновенное и внушающее. Судья Тайной экспедиции должен был смутиться перед такой напряженной волей, которая не знала страха и подвергла допросителя своему допросу.

Тут мог действовать и личный пример самой Государыни, которая с противниками своей власти считала нужным бороться орудием убеждения и умственных доводов. У членов Тайной экспедиции должно было сохраниться в свежей памяти, как она, статья за статьей, опровергала книгу Радищева и вынудила его сознаться в своем заблуждении.

Собственноручный ответ Макарова сохранился в деле за его подписью: «Тебе хочется знать, есть ли Бог и есть ли диавол, и признаются ли они от нас? На сие тебе ответствуется, что в Бога мы веруем и по Священному Писанию не отвергаем бытия и диавола. Но таковы твои недельные вопросы, которых бы тебе делать отнюдь сметь не должно, удовлетворяются из одного снисхождения, что ты конечно сею благосклонностью будешь убежден и дашь ясное и точное на требуемое от тебя сведение и не напишешь такой пустоши, каковую ты прислал. Если же и за сим будешь ты притворствовать и отвечать не то, что от тебя спрашивают, то должен ты уже на самого себя пенять, когда жребий твой нынешний переменится в несноснейший и ты доведешь себя до изнурения и самого истязания. 5 Марта 1796. Коллежский советник и кавалер Александр Макаров».

После этого объяснения между судьею и подсудимым о Боге и дьяволе Авель дал ответы по предложенным ему двум вопросам:

1. О падении императора Петра III слышал он еще из детства, по народной молве, во время бывшего возмущения от Пугачева, и сие падение разные люди толковали, кто как разумел. Когда таковые же толки происходили и от воинских людей, то он начал с того самого времени помышлять о сей дерзкой истории. Какие же именно люди о сем толковали и с каким намерением, того в знании показать, с клятвою, отрицается.

2. О восстании Государя Цесаревича на ныне царствующую всемилостивейшую Императрицу говорит, что он сие восстание разумеет под тремя терминами: 1) мысленное; 2) словесное и 3) на самом деле. Мыслию — думать, словом — требовать, а делом — против воли усилием. Сих терминов заключение и пример взял он из Библии, которую читая делал по смыслу заключения и начал описывать. Тетради его как настоятелю, так и братии были противны, и они их жгли, а сочинителя настоятель за то сажал и на цепь. Но его тревожил все тот же слышанный глас, и он решился идти в Петербург… В писании своем советников и помощников не имел и бывшее ему явление признает действием нечистого духа, что и утверждает клятвою, готовя себя не токмо жесточайшему мучению, но и смертной казни. Подписался: «Василий Васильев».

Есть известие, что Авеля водили и к самому генерал-прокурору графу Самойлову. Когда тот прочел, что Авель через год предсказывает скоропостижную смерть царствовавшей Екатерине II, ударил его за это по лицу и сказал: «Как ты, злая глава, смел писать такие слова на земного бога». «Отец же Авель стояше пред ним весь в благости, и весь в божественных действах. И отвещавая к нему тихим гласом и смиренным взором, рече: меня научил писать эту книгу Тот, Кто сотворил небо и землю, и вся яже в них». Генерал подумал, что перед ним просто юродивый, и посадил его в тюрьму, но все-таки доложил о нем государыне.

Услышав год и день своей смерти, Екатерина II была в истерике. В результате 17 марта 1796 года вышел указ: «Поелику в Тайной экспедиции по следствию оказалось, что крестьянин Василий Васильев неистовую книгу сочинял от самолюбия и мнимой похвалы от простых людей, что в непросвещенных могло бы произвести колеблемость и самое неустройство, а паче что осмелился он вместить тут дерзновеннейшие и самые оскорбительные слова, касающиеся до пресветлейшей особы Ея Императорского Величества и высочайшего Ея Величества дома, в чем и учинил собственноручное признание, а за сие дерзновение и буйственность, яко богохульник и оскорбитель высочайшей власти, по государственным законам, заслуживает смертную казнь; но Ея Императорское Величество, облегчая строгость законных предписаний, указать соизволила оного Василия Васильева вместо заслуженного ему наказания посадить в Шлиссельбургскую крепость с приказанием содержать его под крепчайшим караулом так, чтоб он ни с кем не сообщался, ни разговоров никаких не имел; на пищу же производить ему по десяти копеек в каждый день, а вышесказанные, писанные им бумаги запечатать печатью генерал-прокурора, хранить в Тайной экспедиции».