Николай Черкашин - Чрезвычайные происшествия на советском флоте

— А с реакторами как поступили? Почему их не вырезали?

— Активные зоны в них были новые, невыработанные… И не поддавались выгрузке. Поэтому весь первый контур залили фурфуролом, он кристаллизируется и становится как гранит. Весь реакторный отсек залили битумом. Подгоняли на причал асфальтовозы и через съёмный лист в отсек… Говорили, что на сто лет такой защиты хватит.

— Ну, вот уже 18 лет прошло, а что будет через оставшиеся 82 года?

— Поднимать её, конечно, надо. Вот на «Курске» новые судоподъёмные технологии освоят, и хорошо бы К-27-й заняться. Она лежит на недопустимо малой глубине. Всё в Арктике почище будет.

— Почему же её затопили всего на 33 метрах?

— Точку затопления определяли в Москве. Со мной, сами понимаете, не советовались.

В сентябре 1982 года лодку отбуксировали в Карское море. Недалеко от северо-восточного берега Новой Земли было намечено место её затопления. Открыли кингстоны, заполнили главную осушительную магистраль. Я поднялся на мостик, снял флаг и положил его за пазуху. Сходил с корабля последним. Практически вся моя жизнь была отдана этой подводной лодке… С буксира торопили криками и жестами, я прыгнул в шлюпку. Стальное тело лодки, каждый сантиметр которого был мне знаком, спокойно колыхалось совсем рядом. Я поцеловал корабельный металл и, не выдержав, заплакал…

Но субмарина не спешила тонуть: она всё больше заваливалась на нос и наконец застыла с задранным хвостовым оперением. Было ясно, что её нос упёрся в грунт: длина лодки составляла всего 109 метров, а топили её вопреки рекомендациям МАГАТЭ на глубине 33 метров. Оставить К-27 в таком положении, конечно, было невозможно. Буксир-спасатель «наехал» на хвост, пробив балластные цистерны, и вскоре вода сомкнулась над ней. Это произошло в точке с координатами 72°31' северной широты и 55°30' восточной долготы.

— А как вы себя сегодня чувствуете?

— По врачам не хожу. Курить бросил… Правда, головные боли дают знать, кровь иногда беспричинно из носа идёт. Зуб только один остался… А в остальном — держусь.

— А дозу большую схватили?

— Кто же её знает? Нам не объявляли… Думаю, не меньше 400 рентген.

Алексей Анатольевич, слава богу, держится ещё молодцом, чего не скажешь о других его сослуживцах, нахватавшихся «бэров». Как и большинство бывших подводников, ударился он в огородничество — огурчики, капуста, всё своё, с дачного участочка на Карельском перешейке.

Если бы американские коллеги Иванова, инженеры-механики с таких же «термоядерных исполинов» увидели его дом (по средним питерским меркам, вполне нормальное жилище), они бы решили, что это многоэтажный барак для военнопленных, взятых после исхода Холодной войны. Панельные стены, сработанные грубо, зримо, неряшливо, если не рабами Рима, то уж наверняка военными строителями со всей пролетарской ненавистью к тем, кто будет жить в этих многоэтажных «хоромах». Как и повсюду у нас, стены лифта исписаны именами поп-групп, поп-звёзд и прочих «поп…». Исполосованные бритвой объявления на стенах… Всюду следы вандализма, бунтующей злобы. Это тоже радиация, не менее зловредная для души, чем жёсткие «гаммы» уранового излучения. Среда нашей жизни, отравленная точно так же, как воды Северного Ледовитого океана.

С чего мы начнём своё великое очищение? С подъёма «Курска»? С подъёма К-27? С подъёма затопленных ядерных реакторов ледокола «Ленин»?

Умерли после радиационной аварии в Баренцевом море на атомной подводной лодке К-27 24 мая 1968 года:

1. Мичман Владимир Воевода — 07.06.1968 г.

2. Мичман Николай Логунов — 09.01.1995 г.

3. Старшина 2-й статьи Виктор Гриценко — 16.06.1968 г.

4. Старшина 2-й статьи Александр Петров — 24.06.1968 г.

5. Старшина 2-й статьи Владимир Пономарёв — 29.05.1968 г.

6. Старший матрос Владимир Куликов — 18.06.1968 г.

Прежде всего я попросил его показать руки. Я ожидал увидеть на ладонях моего собеседника шрамы от лучевых ожогов или иные. Следы той невероятно опасной работы, которую он проделал. Ведь у Марии Склодовской-Кюри, работавшей с радиоактивными элементами, руки были именно в таких отметинах. Но пальцы моего собеседника ничем не отличались от моих — руки как руки. Булыгин всё понял и усмехнулся:

— Я же профессионал…

Да, в отличие от тех, кто впервые познавал смертоносную силу урановой руды, капитан 1-го ранга Владимир Константинович Булыгин был настоящим профи, то есть дипломированным радиохимиком. Более того, много лет возглавлял цикл радиационной безопасности в Центре подготовки экипажей атомных подводных лодок. Но даже его охватила оторопь, когда он узнал о ЧП в губе Андреева — глухоманной бухточке, где размещалось самое большое хранилище отработанных ядерных материалов Северного флота…