Николай Черкашин - Чрезвычайные происшествия на советском флоте

Был установлен воздушный мост из вертолётов (аэродрома в Гремихе нет), и в дивизию оперативно доставляли нужных специалистов, материалы, оборудование и медикаменты. 27 мая прибыли академики А.П. Александров и А.И. Лейпунский (он был разработчиком отечественной ЖМТ-установки), заместитель министра судостроительной промышленности Л.Н. Резунов и другие важные персоны.

Командование ВМФ решило отправить весь экипаж в 1-й госпиталь ВМФ в Ленинград. Пробыли больные там до конца июля. В течение первого месяца умерли восемь человек. А остальные были освидетельствованы, признаны годными к службе на атомных лодках и отправлены в отпуск».

Но вернёмся за хлебосольный стол старого адмирала:

— Как-то в ноябре 1999 года я, будучи в Питере, зашёл в клуб моряков-подводников, что на Васильевском острове, и получил там ксерокопии писем старшины 2-й статьи Мазуренко Вячеслава Николаевича, который служил на К-27 турбогенераторщиком.

«Вот уже более 30 лет как произошла авария ядерного реактора на К-27, которая повлекла гибель нескольких моих сослуживцев по атомоходу. 28 мая на личном самолёте командующего Северным флотом адмирала Лобова, — пишет старшина Мазуренко, — нас первых десять человек отправили в Ленинград. Через пару недель пятеро из прибывших умерли. За эти 30 лет жизнь разбросала моих друзей в различные уголки нашей бывшей Великой страны. Я стараюсь поддерживать связь, ни на Украине, ни в России — никто не получил материальной компенсации ни за потерю кормильца, ни за потерю здоровья».

Увы, но это так…

— Николай Григорьевич, как сложилась судьба самой «Золотой рыбки»?

— Почти пятнадцать лет К-27 простояла в Гремихе. На ней проводили различные технические эксперименты, даже вышли на мощность правым бортом. Потом перебазировали в Северодвинск, чтобы подготовить к затоплению.

В конце 1981 года, будучи начальником Технического управления Северного флота, я зашёл на стоящую в заводском доке субмарину. Встретил меня капитан 2-го ранга Алексей Иванов. Да-да, тот самый инженер-механик, взявший на себя смелость записать в журнале: «БЧ-5 к выходу в море не готова». Во время аварии Иванов получил более 300 рентген, однако, отлежавшись в госпитале, попросил оставить его на «своей» лодке. Он ведь в состав первого экипажа К-27 вошёл ещё в 1958-м. Лейтенантом, командиром турбинной группы принимал подлодку из новостроя и более 20 лет преданно ей служил.

Конечно же, для Иванова не было секретом, что авария навсегда угробила уникальный атомоход. И что выйти в море ему больше не суждено, понимал тоже. Единственное, что светило его кораблю в будущем, — это «саркофаг» для реактора да могила на глубине 4000 метров (такова была рекомендация МАГАТЭ в качестве минимальной глубины захоронения твёрдых радиоактивных отходов). Однако привязанность моряка к своему кораблю — самая трогательная, самая непостижимая вещь в суровых, порой жестоких буднях военного флота…

Мы прошлись с Ивановым от центрального отсека до кормового. В основном меня интересовал реакторный — там готовили «слоёный пирог» из твердеющей смеси, битума и других защитных долговечных материалов. И я, и Иванов знали, что подводную лодку готовят к захоронению, но об этом, не сговариваясь, молчали.

Поразило идеальное содержание отсеков. Чистота там царила такая, что за поручни можно было держаться в белых перчатках. И это — при сокращённом в три раза экипаже. С какой же любовью содержал корабль его последний командир и бессменный старожил Иванов!..

Распрощавшись с Мормулем, я отправился в Питер искать теперь уже почти легендарного для меня Иванова.

Последний командир К-27 капитан 1-го ранга в отставке Алексей Анатольевич Иванов живёт на Васильевском острове; еду к нему на улицу Кораблестроителей. Встретил меня высокий, сухощавый, очень спокойный и очень грустный человек. Расспрашиваю Алексея Анатольевича, что и как было дальше:

— Стали мы готовить К-27 к её последнему погружению. Сняли турбины, ещё кое-какие агрегаты… Восстановили плавучесть, навели в отсеках такую чистоту, какая и на боевых кораблях не снилась. Всё-таки в последний путь голубушку провожали…

— Почему её решили затопить? Ведь столько старых атомарин в отстое ныне…

— Дело было не в возрасте. Дело в том, что после аварии, после мощного перегрева расплавленный уран вместе с металлом-теплоносителем вымыло в первый контур. При скоплении в системе урана более килограмма могла возникнуть критическая масса со всеми вытекающими из неё в виде цепной реакции последствиями…