Игорь Овсяный - Тайна, в которой война рождалась

Этот опасный для человечества политический курс был облачен в безобидную на первый взгляд форму закона о "нейтралитете", явившегося компромиссом демократов и республиканцев. Он позволял Белому дому выжидать дальнейшего развития событий и иметь свободу для политического маневрирования. В те месяцы 1935 г., когда фашистская Италия концентрировала войска в Африке, вашингтонские конгрессмены спешно согласовывали окончательную редакцию закона. Его приняли буквально в последнюю минуту, когда оттягивать было нельзя - 31 августа 1935 г. В Эфиопии заканчивался период дождей, и в любой день могло последовать итальянское вторжение.

Закон о "нейтралитете" пагубно сказался на развитии событий в мире. А роковое влияние на судьбу Эфиопии проявилось уже в день его подписания.

Центральным пунктом закона было обязательное эмбарго (запрет) на продажу вооружения воюющим странам. Формально провозглашая "равное" отношение США к обеим сторонам в конфликте, в действительности закон был на руку агрессору. Он наносил удар в спину жертве агрессии, лишая ее возможности приобрести оружие для обороны.

Закон разрешал торговлю с воюющими государствами прочими товарами, в том числе стратегическими. Это тоже было выгодно фашистской Италии, использовавшей сырьевые ресурсы США для бесперебойной работы военной промышленности{47}. Как могла Эфиопия использовать железную руду или хлопок, не имея сталелитейных заводов или заводов по изготовлению взрывчатых веществ?

Показательна реакция фашистских держав на закон о "нейтралитете". "Америка для лас не опасна, - заявил Гитлер, - ибо ею принят закон о нейтралитете"{*18}.

Эфиопия - первая кровь "умиротворения"

3 октября 1935 г. итальянские части без объявления войны вторглись на территорию Эфиопии. Фашистская авиация бомбила Адуа. Началась итало-эфиопская война.

В тот же день в Риме было опубликовано официальное коммюнике. В нем цинично утверждалось, что проведенная Эфиопией мобилизация якобы представляла угрозу для итальянских войск в Африке. Далее в коммюнике говорилось:

"...непрерывная и кровавая агрессия, которой Италия подвергается на протяжении последних десяти лет и которая документально подтверждена в итальянском меморандуме{48}, находится, таким образом, на пороге перехода в новую фазу, характеризующуюся более крупными действиями и более широким размахом, что влечет за собой серьезную и непосредственную опасность, которая очевидна и для предупреждения которой элементарные соображения безопасности требуют принятия немедленных мер.

Верховное командование в Эритрее получило, в силу этого, приказ действовать в соответствии с обстановкой.

Итальянские войска занимают некоторые выдвинутые позиции за линией наших укреплений".

Публикация коммюнике являлась наглым вызовом мировому общественному мнению и показывала, насколько распоясался итальянский фашизм, поощряемый западными державами.

В поток событий, связанных с итало-эфиопским конфликтом, была вовлечена и Лига наций, которая провозгласила своей задачей "установить господство справедливости".

"Члены Лиги, - говорилось в ее Уставе, - обязуются уважать и. сохранять против всякого внешнего нападения территориальную целостность и существующую политическую независимость всех членов Лиги.

...Определенно объявляется, что всякая война или угроза войны, затрагивает ли она прямо или нет кого-либо из членов Лиги, интересует Лигу в целом и что последняя должна принять меры, способные действенным образом оградить мир наций".

Агрессия Италии была явной, и внимание мира было устремлено на Лигу наций. Ей пришлось действовать.

Положение Англии и Франции, стоявших у штурвала Лиги, было весьма затруднительным. Корабль Лиги, придя в движение, грозил протаранить дружбу с Италией, а тем самым и потопить надежды на англо-французское сотрудничество с фашистскими державами.

Однако следует отдать должное женевским "капитанам": опасность они увидели издалека. Как только стало известно намерение негуса обратиться в Лигу в связи с инцидентом в Уал-Уал, они сразу же принялись отговаривать его от официального обращения. В Рим полетели настойчивые советы последовать мудрому примеру французского генерала Лиотэ. Не более как десять лет назад он разгромил освободительное восстание в Марокко, голодом и жаждой вынудив повстанцев сложить оружие.

Однако Муссолини не хотел ничего слышать. Его амбиция требовала грома пушек и "блистательной" победы над безоружным народом. Новое кровавое побоище должно было затмить поражение под Адуа и восстановить "честь" Италии как империалистического хищника. Щедрые предложения Лондона и Парижа, проявивших готовность устроить англо-франко-итальянский мандат на Эфиопию (хотя та являлась членом Лиги наций!), итальянский диктатор отверг.