Василий Молодяков: Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

Недовольные постоянными проволочками японского правительства, Гитлер и Муссолини все чаще подумывали о заключении двустороннего союзного договора, идею которого поддерживал Риббентроп и – неохотно – Чиано. Министры договорились встретиться в первой декаде мая для окончательного обсуждения вопроса и хотели знать окончательный ответ Японии хотя бы до этого момента, о чем Чиано прямо сказал Сиратори 27 апреля. В тот же день в Токио конференция пяти министров решила не отказываться от переговоров и вернулась к идее посланий премьера Гитлеру и Муссолини, сообщив об этом в Берлин и Рим. Сиратори воспрянул духом, но Чиано, которого он немедленно поставил в известность, не разделяя его энтузиазма, решительно потребовал ответа до своей встречи с Риббентропом 6 мая. 28 апреля Хиранума представил министрам проект послания фюреру и дуче, разработанный на сей раз им самим или кем-то из его помощников, но не в МИД. Заявляя, что Япония окажет Германии и Италии военную помощь в случае войны не только с СССР, премьер, в явном согласии с позицией армии, постарался ослабить прежние оговорки относительно условий и времени этой помощи, чем вызвал недовольство Арита.

Окончательный вариант (японский и французский тексты) был принят конференцией 2 мая. 4 мая Арита официально сообщил его послам Отту и Аурити, которые немедленно передали текст по назначению, но оба снабдили его весьма скептическими комментариями. И на Риббентропа, и на Чиано послание произвело неблагоприятное впечатление. Так, итальянский министр оценил документ как «очень слабый» и прямо сказал об этом Сиратори, «но посол предупредил меня, что сейчас трудно идти дальше и что мы достигли переломного момента <���в оригинале по-английски: breaking point. – В.М.> [226]». Пытаясь выйти из заколдованного круга, начальник бюро договоров МИД Германии Гаус вместе с японскими дипломатами в Берлине попытался выработать еще один компромиссный вариант, известный как «план Гауса». Его целью было привязать Японию к «оси» через обязательство формально участвовать в войне на стороне Германии и Италии пусть даже без оказания конкретной военной помощи. Осима утверждал, что подлинным инициатором плана был он, хотя представить его должна была германская сторона. 3 мая он телеграфировал текст плана и свои пояснения в Токио. Итагаки полностью согласился с ним и 6 мая отправился к Арита, недвусмысленно потребовав от него одобрить проект. Министры проговорили около семи часов, даже не прерываясь на обед (это уж совсем не по-японски!), но так и не пришли к согласию. 5 мая Арита известил Осима о своем мнении и мнении Хиранума, в которых, однако, не было ничего нового. 7 и 9 мая конференция пяти министров обсуждала план, снова не придя ни к какому решению. После этого кто-то будет утверждать, что кабинет Хиранума делал ставку на союз с Германией и Италией?! Или что в Японии была диктатура?!

Пока в Токио продолжались бесплодные разговоры, в Европе принимались кардинальные решения. В пятницу 28 апреля Гитлер выступил с программной речью перед рейхстагом, лишив государственных мужей всего мира спокойного уик-энда. Оповестив мир о разрыве англо-германского морского соглашения 1935 г. (первый дипломатический триумф Риббентропа!) и польско-германской декларации о дружбе и ненападении 1934 г., он тем не менее заявил о готовности нормализовать отношения с Великобританией, если она «с пониманием» отнесется к интересам Германии, в очередной раз обрушился с нападками на Польшу, но демонстративно воздержался от выпадов против СССР, что сразу же было отмечено аналитиками как признак «потепления» советско-германских отношений. Попутно Гитлер высмеял речь Рузвельта от 14 апреля с призывом к нему и к Муссолини дать гарантии о ненападении нескольким десяткам стран. 3 мая Риббентроп вызвал Осима и сообщил ему, что отправляется в Италию на встречу с Чиано для обсуждения перспектив укрепления «оси», то есть подготовки альянса двух, а не трех держав. 4 мая Литвинов был заменен на посту наркома иностранных дел председателем Совнаркома Молотовым, что было единодушно воспринято как предупреждение Лондону и Парижу, явно не стремившимся к диалогу с Москвой, и как шаг навстречу Германии. 6-7 мая в Милане состоялась встреча Риббентропа и Чиано, итогом которой стало объявление о предстоящем заключении двустороннего договора с целью согласованного ведения политики в Европе.

О причинах отставки Литвинова существует множество мнений и версий. В совершенно секретной телеграмме Сталина главам советских дипломатических миссий за рубежом ее причиной прямо называется «серьезный конфликт» Литвинова и Молотова «на почве нелояльного отношения т. Литвинова к Совнаркому»; сообщается, что Литвинов сам подал в отставку, но суть конфликта не раскрывается. [227]«Историческая справка» Совинформбюро «Фальсификаторы истории» 1948 г. подробно излагает официальную версию: «Чтобы запутать читателя и одновременно оклеветать Советское Правительство, американский корреспондент Нил Стэнфорд утверждает, что Советское Правительство стояло против коллективной безопасности, что М.М. Литвинов был смещен с поста Наркоминдела и заменен В.М. Молотовым потому, что он проводил политику укрепления коллективной безопасности. Трудно представить что-либо более глупое, чем это фантастическое утверждение. Понятно, что М.М. Литвинов проводил не свою личную политику, а политику Советского Правительства. С другой стороны, всем известна борьба Советского Правительства и его представителей, в том числе М.М. Литвинова, за коллективную безопасность в течение всего предвоенного периода. Что касается назначения на пост Народного Комиссара Иностранных Дел В.М. Молотова, то совершенно ясно, что в сложной обстановке подготовки фашистскими агрессорами второй мировой войны, при прямом попустительстве агрессоров на войну против СССР со стороны Великобритании и Франции, за спиной которых стояли Соединенные Штаты Америки, необходимо было иметь на таком ответственном посту, как пост Народного Комиссара Иностранных Дел, более опытного