Шломо Занд - Кто и как изобрел Страну Израиля

Немногочисленные эмигранты-колонисты, начавшие прибывать в Палестину в 80-е годы XIX века, представляли собой пеструю смесь традиционных евреев и молодых людей, успевших привыкнуть к атмосфере радикального народничества, чрезвычайно популярного в России того времени. Обе эти группы охотно освоили термин «избавление земли» и окутывавшие его мистические фантазии — он стал общепринятым. Уже в конце 80-х годов возникла небольшая группа, называвшая себя «Гоалей Цион» («Избавителями Сиона»). В программе «Хов’вей Цион», составленной в 1887 году, отмечалось, что «сущность освобождения Эрец Исраэль состоит в приобретении земель и избавлении их от неевреев» [544].

Этот термин быстро укоренился и среди эмигрантов, прибывших в ходе последующих волн, в основном среди идеалистически настроенной молодежи. Освобождение порабощенного крестьянина, идеал русского романтического народничества, было подменено сионистским освобождением самой земли. Земля стала для «первопроходцев» объектом мистической — а иногда и сексуальной — страсти [545]. Земля считалась метафорически «пустой» вплоть до долгожданного момента появления освобождающих ее героев. Метаобраз заброшенной страны стал неотъемлемым элементом процесса освобождения. Пустыня была пространственной средой обитания, девственной и лишенной границ, с нетерпением ожидавшей еврейского «заселения», которое ворвется в нее и ее оплодотворит. Покинутая земля представляла собой — вплоть до исторического момента появления на ней еврейских первопроходцев — жалкое соединение пустыни и болот [546]. Даже если на еврейских землях и проживали «иностранные» феллахи, они не могли заставить эту пустошь зацвести, ибо по природе своей были отсталыми и ограниченными людьми; кроме того, они не любили эту страну по-настоящему — так, как способны любить одни только сионисты.

Всем без исключения сионистским лидерам, как и большинству философов движения, было гораздо удобнее рассматривать себя не как завоевателей чужой земли, а как избавителей «Эрец Исраэль», во все времена принадлежавшей только им. Аарон Давид Гордон, один из центральных идеологов сионистского рабочего движения, в письме 1912 года превосходно определил формирующийся сионистский этос:

«Что мы собираемся делать в Эрец Исраэль? Освобождать землю (в широком или в узком смысле слова — в данном случае не имеет значения) и возрождать [547]народ. Однако это не две отдельные задачи, а две стороны одной. Невозможно освободить землю, не возродив народ, но не может быть и возрождения народа без освобождения земли. Приобретение земли за деньги — это еще не ее освобождение в национальном смысле слова — до тех пор, пока ее не обрабатывают еврейские руки» [548].

Новая концепция, связывавшая «освобождение земли» с ее обработкой, отражала появление в Палестине, начиная с 1905 года, нового поколения эмигрантов-социалистов. Она [концепция] включала косвенную критику практики колонистов, живших в поселениях, основанных бароном Ротшильдом (да и других более ранних колонистов), нанимать нееврейских, в первую очередь сезонных арабских рабочих. Жесткая критика такого рода экономической политики постепенно стала частью идеологического консенсуса сионистского поселенчества; быть может, она явилась одним из залогов успеха этого предприятия: не может быть «освобождения», основанного на арабском труде.

Колониальные процессы Нового времени породили различные формы контроля над территориями. Многие исследователи предусмотрительно разделили формы европейской колонизации на несколько типов: 1) колонии, опирающиеся почти исключительно на военное завоевание (например, Индия и обширные территории в Африке); 2) колонии, в которых колонизаторы смешиваются с местным населением (Латинская Америка); 3) колонии, [экономически] базирующиеся на плантационном хозяйстве (юг Соединенных Штатов, Южная Африка, Алжир, Кения); 4) колонии, заселенные колонизаторами, добивающимися «этнической чистоты» (пуританский север Соединенных Штатов, Австралия и Новая Зеландия). Разумеется, речь идет только об архетипах. В реальности эти модели во все времена была достаточно несовершенными; кроме того, существовали и промежуточные колониальные формы [549].

Еврейское поселенчество началось в 80-х годах XIX века как колонизация смешанного типа: отчасти как «плантационная», отчасти как придерживающаяся «этнически чистой» модели. Ранние поселения старались поначалу не иметь дела с местным населением, однако жизнь постепенно заставляла их опираться на него все сильнее. Это поселенческое предприятие с некоторых точек зрения напоминало различные этапы европейской колонизации Алжира, находившейся в то время в самом разгаре; последнее обстоятельство позволило Эдмонду де Ротшильду органично в него вписаться. Однако если в самом начале финансовая поддержка французского барона и спасала висевшее на волоске повседневное существование еврейских поселенцев, в дальнейшем он — поневоле — обусловил продолжение финансовых вливаний повышением эффективности и ростом производительности труда, вынудив поселенческие хозяйства стать наконец прибыльными. Вследствие этого многие земледельческие отрасли попали в зависимость от дешевого труда «туземцев», с которыми эмигранты-первопроходцы оказались не в состоянии конкурировать. Немалой части поселенцев пришлось из-за этого покинуть Палестину и эмигрировать на Запад.