Уже первая мировая война вышла за пределы этих рамок, и притом не только в отношении распространения военных действий на большие территории. Война превратилась в истребительную войну целых народов, в которой каждая воюющая сторона использует весь свой военный потенциал, все свои материальные и духовные силы.
Вторая мировая война должна была, учитывая усовершенствование военной техники, окончательно разрушить рамки, предусмотренные для ведения войны Гаагскими правилами ведения сухопутной войны. Если вспомнить, что только в Германии в результате воздушных налетов не только разрушена большая часть почти всех городов, но что при этом значительно более миллиона гражданского населения поплатилось своей жизнью, что только при одном-единственном массированном налете на город Дрезден погибло около 300 тысяч человек [27] В результате массированного налета англо-американской авиации на г. Дрезден в феврале 1945 г. было убито 35 тыс. человек и ранено около 16 тыс. человек. — Прим. сост.
, то можно будет установить, что Гаагские правила ведения сухопутной войны не могут являться правильным отображением, во всяком случае, во многих областях права и тех законов и обычаев, которым необходимо следовать во время войны. Если все же остаются какие-либо сомнения в этом отношении, то они, безусловно, устраняются последствиями взрыва двух атомных бомб, которые сровняли с землей Хиросиму и Нагасаки и убили сотни тысяч людей.
При этих обстоятельствах положения Гаагских правил ведения сухопутной войны не могут быть использованы даже в переносном смысле и при соответствующем их применении для обоснования индивидуальной уголовной ответственности.
При таком положении дел следует считать невозможным установить общие и ясные признаки состава так называемых военных преступлений. Учитывая, что и статья 6 Устава Международного военного трибунала также лишь примерно перечисляет признаки, то на вопрос, следует ли в определенного рода поведении усматривать состав военного преступления или нет, можно дать ответ только в конкретном случае, но и то лишь при учете всех обстоятельств дела.
Для оценки поведения подсудимого Франка важно не то, что говорили Гитлер, Франк или другие лица в том или ином случае; важно то, какую политику проводил в действительности подсудимый Франк по отношению к польскому и украинскому народу. На основании общего результата представления доказательств и особенно на основании записей в дневнике самого подсудимого не может быть никакого сомнения в том, что он отказался осуществлять все тенденции и мероприятия, направленные на германизацию этих народов.
Теперь я перехожу к так называемой чрезвычайной акции умиротворения.
Когда в сентябре 1939 года закончилась польская кампания, то это не означало прекращения всякого сопротивления. Уже вскоре создались новые очаги сопротивления, и когда 9 апреля 1940 г. германские войска заняли Данию и Норвегию, а 10 мая 1940 г. перешли в наступление на Западе, руководители тогдашнего польского движения Сопротивления, учитывая общую политическую и военную обстановку, решили, что наступило время действовать. Движение Сопротивления было тем опаснее, что в нем принимали участие рассеянные, но значительные остатки бывшей польской армии. Из множества записей в дневнике подсудимого Франка следует, что положение в отношении безопасности с каждым днем становилось все хуже. Так, запись от 16 мая 1940 г. гласит:
«...Общая военная обстановка заставляет серьезнейшим образом рассмотреть вопрос о внутренней безопасности в генерал-губернаторстве. На основании ряда признаков и действий можно сделать заключение, что в стране проводится организованная польская кампания сопротивления и что мы стоим перед началом крупных бурных событий. Тысячи поляков объединены уже сейчас в тайные кружки, вооружены, и их подстрекают к совершению всевозможных насильственных действий».
Учитывая общее угрожающее положение, как это следует из дневника, фюрер отдал приказ о проведении в целях поддержания общественной безопасности всех мер для подавления предстоящего восстания. Задание было передано через Гиммлера высшему начальнику СС и полиции. Администрация генерал-губернаторства сначала не имела к этому ни малейшего отношения. Она вмешалась в дело для того, чтобы по возможности предотвратить насильственные мероприятия полиции безопасности и СД и при любых условиях добиться того, чтобы при данной акции не погибли невиновные. На основании тех показаний, которые были даны подсудимыми Франком и Зейсс-Инквартом, а также показаний свидетеля доктора Бюлера, можно считать установленным, что усилия администрации генерал-губернаторства увенчались успехом постольку, поскольку все члены движения Сопротивления, захваченные во время чрезвычайной акции на основании распоряжения, изданного в 1939 году, были преданы военно-полевому суду («штандгерихт») и, кроме того, приговоры этих судов перед приведением их в исполнение представлялись на утверждение специально созданного комитета по помилованию... Председателем его был до назначения на пост имперского комиссара в Нидерландах подсудимый Зейсс-Инкварт. Как следует из его показаний, не менее половины всех смертных приговоров, вынесенных военно-полевыми судами, было заменено лишением свободы. В остальном я в связи с этой чрезвычайной акцией умиротворения, ссылаюсь на свидетельские показания и на выдержки из дневника подсудимого Франка, оглашенные мною здесь для записи их в протокол...
Читать дальше