Моралисты могут спорить относительно того, что является самым большим преступлением с точки зрения морали, но это, вероятно, следовало бы сказать с самого начала. Некоторые заявляют, что не существует такого преступления, как преступление против мира, и те поверхностные философы, которые на данном процессе или сидя в мягких креслах где-нибудь в другом месте, подвергают сомнению правомочность данного судебного разбирательства, много говорили именно в этом разрезе. О том, насколько основательна эта аргументация, я скажу сейчас несколько слов. Однако необходимо ясно себе представить, что эти подсудимые обвиняются также в обыкновенных убийствах. Это обвинение само по себе обосновывает назначение высшей меры наказания и включение обвинения в преступлении против мира в качестве самостоятельного в Обвинительное заключение и не может увеличить наказание, которое и без того может быть вынесено этим людям.
Что же, тогда включение этого вопроса в Обвинительное заключение является излишним?
Мы считаем, что это не так и главным образом потому, что здесь на карту поставлено нечто гораздо большее, чем судьба этих людей. Не преступление ли, заключающееся в развязывании войны, является одновременно целью и источником других преступлений — преступлений против человечности, военных преступлений и обыкновенных убийств?
Это происходит тогда, когда люди обращаются к тотальной войне как к орудию политики, преследующей агрессивные цели. Кроме того, если мы рассмотрим это преступление, преступление против мира, отдельно, то увидим, что оно явилось причиной смерти в бою 10 миллионов человек и привело на край гибели всю духовную и материальную структуру нашей цивилизации. Хотя и невозможно усилить ту меру наказания, которая может быть определена для этих людей, все же основная задача этого процесса заключается в том, чтобы навсегда установить, что международное право имеет силу, которая вытекает из самой его сущности, чтобы объявить войну преступлением и покарать тех, кто подстрекает к ней свои государства. Я еще вернусь к вопросу о праве, но прежде разрешите мне сослаться на факты. Суд получил от защиты подробный, но пристрастный и весьма противоречивый обзор отношений между иностранными государствами за период вплоть до 1939 года. Я не намереваюсь в своем выступлении анализировать эти отношения, я также не намереваюсь говорить о том, что, как показало развитие событий, политика, осуществлявшаяся демократическими державами, возможно, порой оказывалась слабой, нерешительной, открытой для критики. Защитники пытались обосновать некоторые свои аргументы наличием германо-советского пакта и приложенного к нему протокола. Они утверждают, что это было неправомерно. Я не рассматриваю это и, разумеется, не соглашаюсь с этой аргументацией. Однако, пусть они утверждают, что это было неправомерно. Разве суммирование двух несправедливостей составляет в итоге справедливость? Это невозможно по тем нормам международного права, которое настоящий Трибунал намерен претворять в жизнь.
Обзор, представленный защитниками, полностью обходит молчанием два факта, имеющих первостепенное значение в этом деле, а именно, что уже со времени появления «Майн кампф» все цели политики нацистов сводились к территориальной экспансии, агрессии, господству и что демократическим державам приходилось иметь дело с Германией, которая вне зависимости от отдельных неискренних заверений в мирных намерениях ставила перед собой именно эти основные цели. Если вообще могла идти речь о мире, то он был возможен лишь за счет получения преимущества Германией. И зная, что эта цена не должна и не может быть уплачена добровольно, немцы решились обеспечить ее силой.
Одновременно с психологической подготовкой германского народа к войне проводились необходимые меры для перевооружения. На совещании 23 ноября 1939 г. Гитлер в следующих выражениях резюмировал события этого подготовительного периода (ПС-789):
«Я должен был перестроить все, начиная с народных масс и кончая вооруженными силами. Прежде всего, внутренняя перестройка — искоренение очагов разложения и пораженческих идей, воспитание в духе героизма. Проводя внутреннюю реорганизацию, я начал одновременно осуществление второй задачи — освобождение Германии от ее международных обязательств. Выход из Лиги Наций и уход с конференции по разоружению. После этого приказ о перевооружении. В 1935 году введение обязательной воинской повинности. После этого ремилитаризация Рейнской зоны».
Читать дальше