Это может показаться фантастическим преувеличением, но именно к таким выводам Вы должны были бы прийти для того, чтобы оправдать этих подсудимых.
Они действительно слишком много протестуют. Они отрицают, что знают то, что являлось общеизвестным. Они отрицают, что знали о планах и программах, которые были настолько же общеизвестными, как и «Майн кампф», и программа партии. Они даже отрицают, что им известно содержание документов, которые они получали и в соответствии с которыми они действовали.
Почти все подсудимые высказывали две или более противоречащие одна другой точки зрения. Давайте проиллюстрируем несовместимость их точек зрения на записи показаний одного из подсудимых, одного, который, если бы мы настаивали, охотно бы согласился с тем, что он самый умный, честный и невинный человек из всей скамьи подсудимых. Это Шахт. Таково впечатление от его показаний.
Но не следует забывать, что все это я выдвигаю не только против него одного, поскольку большое количество внутренних противоречий свойственно показаниям нескольких подсудимых: Шахт открыто не присоединялся к нацистскому движению до тех пор, пока оно не победило, так же как открыто не покидал этого движения до тех пор, пока оно не потерпело краха. Он признает, что никогда публично не выступал против этого движения, что лично никогда не относился к нему лояльно.
Когда мы его спрашиваем, почему он не остановил режим на его преступном пути, режим, при котором он был министром, он заявляет, что был лишен всякого влияния. Когда мы его спрашиваем, почему он продолжал оставаться членом этого преступного режима, он заявляет нам, что, оставаясь на службе этого режима, он надеялся сделать его программу более умеренной. Подобно брамину среди неприкасаемых, он не мог себе позволить общаться с нацистами на уровне светских контактов, но он также никогда не мог позволить себе порвать с ними политические связи. Из всех агрессивных действий нацистов, которыми, как он теперь утверждает, он был потрясен, нет ни одного, которому он бы не оказывал поддержку перед лицом всего мира авторитетом своего имени, своим престижем.
Вооружив Гитлера и дав ему тем самым возможность шантажировать континент, он сейчас обвиняет Англию и Францию в том, что они поддались шантажу Гитлера. Шахт всегда боролся за свое положение в рамках существовавшего режима, которому сейчас он пытается выказать свое презрение.
Иногда он не соглашался со своими нацистскими сообщниками относительно средств для достижения их цели, но никогда не расходился во мнениях по вопросу о самой цели. Он действительно порвал с ними, когда наступили сумерки этого режима, но это было сделано по тактическим, а не по принципиальным соображениям. С этого времени он не переставал призывать других рисковать своим положением и жизнью для того, чтобы оказывать содействие в осуществлении его планов, но никогда, ни в одном случае, он не подвергал риску ни свое положение, ни свою собственную жизнь.
Теперь он хвастает, что собственноручно застрелил бы Гитлера, если бы для этого представилась возможность, но германская кинохроника показывает, что даже после падения франции, когда он встретился с живым Гитлером, он выступил вперед для того, чтобы пожать руку человеку, к которому, как он теперь говорит, он питает огромное отвращение, и ловил каждое слово человека, которого, как он теперь говорит, считал недостойным доверия.
Шахт заявляет, что неуклонно «саботировал» гитлеровское правительство. Однако самая безжалостная секретная разведка в мире никогда не обнаружила даже следов его вредоносных действий по отношению к режиму; положение изменилось лишь спустя много времени после того, как он узнал, что война проиграна и что нацизм обречен на гибель. Шахт всю жизнь лавировал и обеспечивал себе такое положение, чтобы можно было заявить, что он не принадлежит ни к какому лагерю.
Его защитительные доводы при анализе оказываются столь же показными, сколь убедительными они кажутся на первый взгляд. Шахт является представителем самого опасного и отвратительного типа оппортунизма. Он представляет собой человека, занимающего влиятельное положение, который готов присоединиться к любому движению, зная, что оно является порочным, лишь потому, что оно, по его мнению, побеждает.
Подсудимые не могут отрицать того, что они являлись людьми, занимавшими очень высокое положение; они не могут также отрицать, что преступления, о которых я говорил, действительно были совершены; они знают, что их собственные опровержения будут неправдоподобными, если только они не смогут переложить вину на кого-нибудь другого.
Читать дальше