Валентин Коровин: История русской литературы XIX века. Часть 2: 1840-1860 годы

Поскольку центральной фигурой литературного процесса в первое тридцатилетие был Пушкин, то поэты или группировались вокруг него, сохраняя свой лирический почерк и интонацию, или подражали ему, или оппонировали его художественным принципам. Все они творили в одно с Пушкиным время, но их поэтические судьбы складывались по-разному. Некоторые из них, примкнув впоследствии к пушкинскому кругу писателей, творчески сложились независимо от Пушкина и вышли на литературную дорогу раньше него. Великий поэт считал, например, Дениса Давыдова своим учителем. Другие лирики были ровесниками Пушкина, а третьи – младшими современниками. Ряд поэтов не присоединился ни к сторонникам Пушкина, ни к противникам и не причислял себя к его подражателям. Испытывая огромное влияние Пушкина, они стремились сохранить поэтическое своеобразие.

Из наиболее даровитых поэтов предпушкинского поколения, широко известных и в 1810-1830-х годах, первое место принадлежит герою-партизану Отечественной войны 1812 г., поэту-гусару Денису Васильевичу Давыдову. Он обладал несомненно оригинальным поэтическим лицом, придумав маску бесшабашно-смелого, бесстрашного, отважного воина и одновременно лихого, веселого остроумного поэта-рубаки, поэта-гуляки.

Между боями, на биваке, он предавался вольному разгулу среди таких же доблестных друзей, готовых на любой подвиг. Давыдов не терпел «служак», карьеристов, муштру, всякую казенщину. Вот как он обращался к своему другу гусару Бурцову, приглашая отведать знаменитый арак (крепкий напиток):

Подавай лохань златую,

Где веселие живет!

Наливай обширной чаши

В шуме радостных речей,

Как пивали предки наши

Среди копий и мечей.

На коротком отдыхе он никогда не забывает о родине и «службе царской», т. е. о военном труде:

Но чу! Гулять не время!

К коням, брат, и ногу в стремя

Саблю вон – и в сечу! <���…>

Давыдов гордился тем, что его поэзия не похожа ни на какую другую, что она родилась в походах, в боях, в досугах между битвами:

Пусть загремят войны перуны,

Я в этой песне виртуоз!

Правда, тут нужно внести некоторые поправки: вопреки словам Давыдова о том, что его стихотворения писались «при бивачных огнях», во время коротких отдыхов, на самом деле они создавались в тихой, уединенной обстановке, в периоды мирной жизни, в часы интеллектуального общения.

Д. Давыдову удалось создать выразительный и живописный образ «старого гусара» с любезными ему закрученными усами. Он окружен привычными приметами военного быта – у него, конечно, есть боевой конь, он виртуозно владеет саблей, а на коротком отдыхе любит закурить трубку, перекинуться в карты и выпить «жестокого пунша». Несмотря на эти замашки, он вовсе не только «ёра, забияка», но и прямой, искренний, смелый человек, истинный патриот. Превыше всего для него воинский долг, офицерская честь и презрение ко всяким светским условностям, лести, чинопочитанию. Давыдов создал живой и необычный лирический образ, к которому даже «подстраивал» свою реальную биографию.

Своими стихотворениями Давыдов сказал новое слово в русской батальной лирике, отличавшейся известной парадностью. Самой войны в стихотворениях Давыдова нет, но есть боевой дух офицера, широта души, распахнутой навстречу товарищам. Для выражения буйства чувств своевольной натуры поэта был потребен энергичный, лихо закрученный и хлесткий стих, часто завершавшийся острым афоризмом. Современники замечали, что и в жизни Давыдов был необычайно остроумен, словоохотлив, говорлив. Знаменитый исторический романист И. И. Лажечников вспоминал о Давыдове: «Хлестнет иногда в кого арканом своей насмешки, и тот летит кувырком с коня своего» [2] Лажечников И. И. Собр. соч., т.7. СПб., 1858. С. 304. .

Подстать «виртуозному» стиху была и поэтическая речь Давыдова. Поэт усвоил принципы «школы гармонической точности» с ее главными требованиями «вкуса» и «гармонии». Но вкус и гармония в стихах Давыдова особенные: они возникают на фоне привычной элегической лирики если не как ее отрицание, то как ее поправка. Давыдову, конечно, нужен общий стилистический фон, на котором отступления, так называемые семантические сдвиги, сразу бросаются в глаза. Но они не вступают в конфликт с общим стилем, а гармонируют с ним.