Матюшкин Федорович - Повседневная жизнь Арзамаса-16

Основатель музея Виолетта Михайловна Лукьянова разве раздумывала, какой заказ, идеологический или культурный, она выполняла, когда объезжала руководителей московских музеев, отыскивая, говоря сегодняшним языком, спонсоров. Не одно поколение горожан помнит удивительную экспозицию «История развития жизни на Земле» — эти крошечные фигурки первобытных людей и реликтовых животных, — которая сегодня бы выглядела незрелищной.

А как гордились работники музея уникальными экспонатами подлинных реконструкций по черепу ископаемых людей, приобретенными благодаря личному знакомству со знаменитым скульптором-антропологом М. М. Герасимовым.

Годы мужания города совпали с периодом спора физиков и лириков, поэтому, в общем-то, не было ничего удивительного в развитии поэтической традиции среди научно-технической интеллигенции. Создавались как бы две поэтические площадки. Одна из них была густо населена теми, кто никогда не причислял себя к профессиональным стихотворцам. Сегодня издан ряд интересных книг, например, А. И. Веретенниковым, «Фольклор на службе атома», в которые включены стихи многих авторов о работе испытателей, о полигонах, словом, о том, что сопровождало повседневную жизнь и работу. Представлены тексты капустников и юбилейных поздравлений. Это очень интересно читать. Есть даже поэма «Василий Теркин на полигоне». Но постепенно «капустное» творчество переросло в нечто более глубокое, родившее такое явление, как объединение поэтов «Радуга». Образовавшись, это объединение стало частью культурного фона города, впитавшего в себя самые разные национальные и культурные слои. Отличительной чертой его с самого начала было поразительно профессиональное отношение к поэтическому творчеству. Пошло ли это от таких его членов, как физик Гелий Александрович, продолживший дело своего знаменитого отца, имя которого носит одна из улиц Сарова? Александр Ломтев в юбилейный год объединения вспоминал: «До того как попасть в „Радугу“, я писал „замечательные“ стихи о том, что золотой осенью грустно, что весной прилетают птички, а любовь — это хорошо, но не всегда весело. Когда я пообщался с „Радугой“ с полгода, мне за свое „творчество“ стало стыдно. Потому что за меня с наслаждением изголодавшихся по бестолковому ученику учителей взялись мэтры Ковшова и Александрович…

Для начала мне дали кличку Слесарь, поскольку в „Радуге“ я воспринимался как простой рабочий паренек „от сохи“. Всем нравилось делать из обезьяны человека. Когда оказалось, что паренек интересуется теорией стихосложения, неплохо рисует, много попутешествовал и на все имеет свою точку зрения, у радужан закрались сомнения и мне дали другую кличку — Шпиен (уж больно боек). Позднее, когда оказалось, что я единственный в „Радуге“ не пью, но профессионально вскрываю бутылки, кличку вновь изменили — Штопор. С ней я, наверное, и умру.

Что мне сразу понравилось в „Радуге“ — так это демократия. Неоперенные молодые поэты могли с яростью (правда, товарищеской) вцепиться клювами в благородные седины мэтров, если те позволяли себе поэтически расслабиться.

Понравилась и ирония, с которой относились к собственному творчеству и творчеству товарищей. Пародии гремели направо и налево и были иногда классом выше, чем пародируемое. Писались самопародии и пародии на пародии».

Поэтический Парнас располагался в Доме ученых, признанном элитном клубе интеллектуалов, попасть куда считалось весьма престижным. В правление Дома ученых входили руководители института, ученые мирового уровня, поэтому планка пребывания и проведения мероприятий в нем была очень высокой. Здесь царил безупречный вкус, чему немало способствовали такие ученые, как В. А. Цукерман, Ю. Б. Харитон и другие.

Не могу не отвлечься. Физик и изобретатель Вениамин Аронович Цукерман обладал прекрасным литературным даром. Его литературные чтения о творчестве Боккаччо отличались глубиной, изяществом и юмором. Кстати, может быть, он воспринял это от знаменитого академика А. И. Шальникова. В 1943 году, когда В. А. Цукерман защищал кандидатскую диссертацию, ему оппонировал Шальников. Дав положительную оценку диссертации, он бросил реплику: «Пожалуй, можно сделать одно замечание. Автор предложил назвать прибор для скоростного рентгеноструктурного анализа рентгенопериодометром. Название действительно отражает сущность прибора. Но знаете, товарищи, как я ни стараюсь произнести это сложное слово, получается сплошное неприличие».